На самом деле, нашего героя звали Андрис ван Везел – именно так на нидерландском языке звучит его имя. Но в то время если ты не латинизировал свою фамилию, ты не мог считаться нормальным ученым. Поэтому в научном мире он известен как Андреас Везалий (ну или Андрей Везалий).
Везалий родился 31 декабря 1514 года в Брюсселе. Сейчас это столица Бельгии, но тогда, в начале XVI века, Брюссель входил в состав несколько странного образования, которое получило название Семнадцать провинций. Тогда оно занимало территории всего Бенилюкса с захватом части Франции и Германии.
Портрет из De humani corporis fabrica
Андрис был потомственным лекарем – в те годы это был династический бизнес. Род Витингов, к которому он относился, был очень крутым: отец ведал придворной аптекой принцессы Маргариты, дед был личным врачом императора Максимилиана, а прадед вообще был ректором Левенского университета и комментировал самого Ибн Сину, больше известного, как Авиценна.
Удивительно, но Везалий очень быстро получил качественное образование – в 23 года он уже получил бакалаврскую степень в Левене и докторскую в Падуе, поучившись сразу в трех ведущих университетах того времени: в Левене, в Монпелье и в Париже, а потом очень быстро получив в Падуе, Болонье и Пизе профессорские кафедры. И именно Везалий начал не просто изучать человеческий организм, а делать это «с нуля», не доверяя «классикам» — в первую очередь, непререкаемым авторитетам Галену и Аристотелю. Удивительно, но до Везалия почти две тысячи лет люди (и врачи!) считали, что у мужчины 32 зуба, а у женщины – 38. А раз классики ошибаются даже в таких мелочах… Значит, учить студентов надо по самому точному пособию – человеческому телу. Поэтом лекции Везалия в Падуе сопровождались вскрытиями человеческого тела.
Иоганн Опорин
Итогом такого внимания стала книга. Напомним, что тогда книгопечатание существовало только век, но уже позволяло добиваться удивительного качества изображения. В сотрудничестве с художником Яном Стефаном ван Калькаром, учеником Тициана, создавшим 250 гравюр, 29-летний Везалий издает у знаменитого типографа Иоганна Опорина свою книгу, De corpore humani fabrica – «О строении человеческого тела» (удивительно, но до сих пор встречается перевод «Фабрика человеческого тела»). В этом удивительном анатомическом атласе обобщены все наблюдения Везалия – и исправлены около двух сотен ошибок Аристотеля и Галена (например, последний считал печень центром кровеносной системы, а сердце – центром эмоций, кроме этого Везалий впервые показал, что нервы – они не сами по себе, а сходятся в мозг).
Фронтиспис книги
Книга наделала шуму. С одной стороны, ученый мир восстал против Везалия – и даже его учитель Жак Дюбуа (более известный, как Якобус Сильвиус – анатомы его знают благодаря сильвиеву водопроводу в головном мозге) отрекся от ученика и написал на него памфлет «Опровержение клеветы некоего безумца на анатомические работы Гиппократа и Галена, составленные Яковом Сильвием, королевским толкователем по медицинским вопросам в Париже». Зато шум – прекрасная реклама, как самой книги, так и ее автора. «Fabrica» прекрасно расходилась, а Везалий успел послужить придворным хирургом Карла V и испанского короля Филиппа II.
Одна из 250 гравюр книги
В советское время ни один рассказ о Везалии не обходился без рассказа о том, что как-то он вскрыл человека, который находился в летаргическом сне. Тот ожил, а беднягу Везалия схватила суровая испанская инквизиция и приговорила к смерти, испанский же король Филипп II заступился за врача, и ему заменили казнь паломничеством, во время которого он и умер. Увы, эта история не подтверждается. В мае 1564 года он решил снова вернуться от придворной медицинской службы к научным занятиям анатомией и получил кафедру в Падуе. Именно тогда он решил совершить паломничество в Иерусалим (Везалий был достаточно религиозен, а христианский туризм и тогда был в моде). Увы, корабль его по дороге обратно потерпел крушение, Везалия выбросило на остров Закинф в Ионическом море, где великий анатом и скончался.
Несколько экземпляров первого издания «Фабрики» дошли до наших дней. Среди них – уникальное издание, переплетенное в человеческую кожу (вероятнее всего, кожу казненного преступника. Сейчас оно хранится в библиотеке Джона Хея Университета Брауна).
Глава VIII
Парадоксы Галена
Образ Галена предстает перед нами в окружении парадоксов.
Он проложил путь и сам же перегородил его стеной. Не будь его, труды греческих врачей, вероятно, безвозвратно канули бы в вечность. А вместе с тем его практическая деятельность более чем на тысячу лет задержала развитие медицины и изучение крови.
Гален был самобытным мыслителем, но в то же время сам душил любую самобытную мысль. Он принадлежал к самым добросовестным экспериментаторам и исследователям своего времени. Его вывод о том, что артерии несут кровь, стоит в ряду величайших наследий античной эпохи. Но тот же Гален стремился ограничить медицину итогами собственной работы, которых, по его мнению, с избытком должно было хватить на все времена и которые делали излишним проведение дальнейших исследований и экспериментов.
Хотя Гален жил и умер в эпоху господства греко-римских богов, он тяготел к иудейскому монотеизму. Его воззрения на медицину столь совпадали с догмами иудаизма, ислама и христианства, что позднее любые выступления против Галена считались одной из форм ереси.
Категорически отрицая значение пульса как показателя эмоционального состояния организма, он, однако, использовал его в качестве своеобразного «детектора» лжи. Если, например, римские аристократы, ссылаясь на бедность, отказывались от уплаты ему гонорара, Гален на основании частоты их пульса устанавливал, правду ли они говорят.
Рис. 5. Клавдий Гален (131–201).
Гален прославился в империи, в которой на смену индивидуализму и творческому воображению греков пришли римские практицизм, предприимчивость и организованность. Подобно другим столь же динамичным и практичным народам, которым предстояло прийти им на смену, римляне с недоверием относились к интеллектуализму, а идеализм считали направлением упадническим и вообще недостойным мужчины. Их гораздо больше интересовала техника, нежели теоретические рассуждения, непосредственные результаты, а не исследовательские поиски. Римские врачи были довольно сносными практиками, которые совмещали знахарство с прагматизмом. Научная медицина была им фактически неведома, а знания о крови были крайне ограниченными.
Разумеется, на такой каменистой почве науке, медицине и образу мышления древних греков трудно было привиться и расцвести новым пышным цветом. К доктринам и практическим методам греков римляне относились с настороженностью и презрением. Типичным выразителем этой враждебности был Катон Старший — великий «квасной» патриот Рима, — который считал греческую медицину звеном тщательно продуманного заговора с целью уничтожения всех римлян и низвержения империи. «Я запрещаю тебе, — говорил Катон своему сыну, — иметь какие бы то ни было дела с греческими врачами».
И все-таки, несмотря на оппозицию и враждебность, греческая медицина постепенно проникала в Рим и благодаря определенной эффективности лечения завоевывала известный авторитет. Но в Риме ей не удалось достигнуть того уровня, на котором она находилась в Александрии. Лишенная экспериментальной направленности и связей с жизнью, греческая медицина слилась с народной медициной римлян и потонула в хаотическом нагромождении доктрин, подчас совпадавших с откровенным колдовством. Время от времени некоторые врачи, как, например, Цельс, вносили положительный вклад в искусство врачевания, но в основном господствовала атмосфера непримиримых догм и культов.
Клавдий Галенус, широко известный под именем Галена, родился примерно в 131 году н. э. в Пергаме, столице римской колонии в Малой Азии, которая прославилась медицинской школой, древней библиотекой и храмом, посвященным Асклепию.
Отец Галена, строитель по имени Никон, был человеком высокой культуры и мягкого нрава; его семейная жизнь была невыносимой из-за неуравновешенного характера супруги. Возможно, именно это и побудило Никона назвать своего сына Галенусом — видоизмененной формой греческого слова «галенос», что значит «спокойствие». Сам Гален писал о своей матери как о женщине «с таким дурным характером, что она иногда даже кусала служанок».
По отзывам, Галец был блестящим юношей с острым и пытливым умом. Начальное образование он получил у отца и к пятнадцати годам значительно преуспел в естественных науках, логике и философии. Никон хотел, чтобы его сын стал философом, но, как гласит легенда, однажды во сне к нему явился Асклепий и пожелал, чтобы Гален стал врачом. В те времена снам придавали большое значение, и Никон уговорил сына целиком посвятить себя изучению медицины и анатомии.
Гален посещал медицинскую школу в родном Пергаме и занимался у преподавателей, которые были убежденными последователями Гиппократа. Когда Галену исполнилось двадцать лет, его отец умер, и юноша, которого ничто не удерживало дома, отправился путешествовать с целью дальнейшего усовершенствования.
Сначала он поехал в Смирну, где занимался под руководством известного анатома Пелопса. Затем Гален прибыл в Грецию и стал учиться в Коринфе. Наконец он достиг цели своего путешествия — Александрии, где еще был университет и где продолжали преподавать анатомию — предмет, более всего интересовавший Галена.
Но Александрия тех времен уже мало чем напоминала Александрию при Птолемее I. Пять столетий миновало с тех пор, как здесь работали Герофил и Эразистрат. Активные исследования и творческие поиски, которые были характерны для Александрии ушедших веков, если и не исчезли окончательно, то пришли в жалкое состояние. Вскрытие трупов вновь было запрещено. Александрийские студенты пытались разгадать тайны человеческого организма на трупах свиней, обезьян и других животных.
Вскрывая животных, Гален предположил — и это было вполне закономерно, — что их внутренние органы сходны с человеческими. Однако некоторые его заключения расходились с выводами Герофила и Эразистрата, которые экспериментировали на трупах людей, и Гален, обладавший чрезвычайным самомнением, решил, что его знаменитые предшественники были крайне невежественны. Вполне возможно, что именно в Александрии Гален вознамерился не оставить камня на камне от работ Эразистрата, которого он презирал за выступления против Гиппократа.
В возрасте 28 лет Гален вернулся в родной Пергам. И тогда уже он, вероятно, считался одним из наиболее образованных врачей своей эпохи. Помимо высоких интеллектуальных качеств, Гален, бесспорно, обладал и другим, не менее важным даром — способностью добиваться расположения тех, кто имел возможность принести ему пользу или продвинуть его карьеру.
Римляне выстроили в Пергаме арену, где каждое лето проходили состязания гладиаторов. Случилось так, что проведением этих состязаний занимался верховный жрец местного храма Асклепия. Гален произвел на него благоприятное впечатление, и тот назначил его врачом гладиаторов. Этот необычайно важный и влиятельный пост открыл перед Галеном неожиданную возможность лечить переломанные конечности и израненные тела людей.
Успехи Галена на этом поприще без преувеличения можно назвать выдающимися. В первый же сезон многие гладиаторы получили ранения, но все без исключения быстро поправились. Это казалось чудом. Одно из нововведений Галена заключалось в использовании повязок, смоченных в вине, — прототип антисептических перевязочных материалов позднейших времен.
Срок работы Галена в качестве врача гладиаторов истек в 161 году, и он, предваряемый громкой славой, направился в Рим, чтобы заняться врачебной практикой. В то время в столице Римской империи господствовали различные мистические теории врачевания. Каждую из них поддерживала определенная клика, претендовавшая на исключительный философский авторитет. Врачевание не только не было наукой, оно не было даже сколько-нибудь серьезным ремеслом.
На этом фоне Гален воссиял, как солнце чистого разума. Превосходный врач, он быстро обеспечил себе широкую практику и обзавелся влиятельными друзьями. Его энергия была поистине неистощима. Без всякой посторонней помощи он занялся реформой римской медицины на основе, которую сам считал научной.
Не исключено, что Гален и преуспел бы в своих начинаниях, не будь он столь ревностным последователем Гиппократа. Вместо смелого продвижения в поисках новых знаний Гален возглавил борьбу за чистоту доктрин Великого Учителя с острова Кос, за их упорядочение и сведение в некую медицинскую систему, которая на века осталась бы незыблемой; ни одному врачу не пришлось бы больше ломать себе голову над тем или иным симптомом или раздумывать, какой из возможных методов лечения будет наиболее эффективным. Система Галена, по его разумению, должна была предусмотреть буквально все и подсказать правильный ответ в любой ситуации.
Подобный всеобъемлющий и авторитарный подход превосходно укладывался в рамки римской философии. Даже Катон, живи он в то время, полностью одобрил бы его. Но все это, естественно, не устраивало римских врачей, чье вопиющее невежество оказалось под серьезной угрозой, и они с редким единодушием ополчились на Галена.
Полностью игнорируя оппозицию, Гален продолжал развивать свою систему чисто научными методами. Он без конца ставил опыты, препарировал животных и птиц и читал лекции перед все возрастающей аудиторией. Поистине неистощимым был поток написанных им медицинских трудов. По мере того как росли его авторитет и влияние на римскую элиту, Гален усиливал нападки на учение Эразистрата и всех тех, чьи воззрения расходились с его собственной интерпретацией доктрин Гиппократа.
Рис. 6. Гален на лекции по анатомии в Римском храме мира.
Гален не терпел возражений и не щадил никого из инакомыслящих, в первую очередь своих современников. По свидетельству историков, по отношению к тем, кого он считал ниже себя, Гален проявлял властность, высокомерие и нетерпимость. Что же касается римской медицинской общины, то к ее членам он относился с полнейшим презрением. В одном из типичных для него бранных заявлений он обозвал римских врачей «законченными идиотами и отравителями».
Через пять лет после переезда в Рим Гален неожиданно возвратился в Пергам. По одним сведениям, он покинул Рим из-за приближения страшной чумы, которая впоследствии была названа его именем. Как утверждают, Гален очень опасался, что многочисленные заболевания могут нанести урон его репутации. Согласно другой версии, которую, очевидно, поддерживал сам Гален, он покинул Рим во имя собственной безопасности, ибо разгневанные коллеги готовили покушение на его жизнь.
В 169 году н. э. по приказу императора Марка Аврелия, который решил использовать знания Галена в военной кампании, выдающийся медик был вызван в Рим. Однако Гален, которому отнюдь не улыбалась перспектива маршировать вместе с римскими легионами, уговорил императора назначить его врачом к наследнику престола Коммоду.
Синекура при императорском дворе оградила Галена от посягательств со стороны коллег-врачей. К тому же у него оставалось достаточно времени для исследований, экспериментов и частной практики. Мало того, Гален умудрился даже (по-видимому, первым в истории) организовать «медицинское обслуживание» по почте. Круг его пациентов был столь обширен, что часть из них жила даже за пределами метрополии в таких отдаленных районах, как Испания и страны Азии. В своих письмах они подробно рассказывали об истории и симптомах своих болезней. На основании этого Гален ставил диагноз и в своих ответных письмах предписывал им курс лечения.
За годы неустанной деятельности Гален написал около 400 работ, занимающих важное место в истории классической медицины. До нас дошли только 83 произведения, которые, несомненно, принадлежат перу Галена. Кроме того, имеется много работ, в том числе и обнаруженные недавно в переводах на арабский язык, которые приписываются Галену. Вероятно, открытие новых трудов Галена поможет нам полнее представить себе образ этого выдающегося медика древности.
В исследованиях кровообращения Галену принадлежит единственное, правда, величайшее открытие: он не только обнаружил, но и особо подчеркнул тот факт, что артерии несут кровь. По мнению Галена, эта функция артерий присуща им от природы, а не является следствием простой случайности. Стоило лишь объединить это заключение с выводами Эразистрата, и вся система кровообращения стала бы известной человечеству на четырнадцать столетий раньше, чем это произошло в действительности!
Однако открытие функций артерий не помешало Галену в дальнейшем развить по меньшей мере странную концепцию кровообращения. Он утверждал, например, что пища, перевариваясь в желудке, поступает в печень и там превращается в кровь. Происходит не циркуляция крови, а ее отток от печени. Кровь растекается положенным образом по периферии тела, неся к различным частям организма порции «пневмы», иными словами, души.
В представлениях Галена о душе в конечном счете слились воедино религия и медицина. Гален утверждал, что существуют три вида «пневмы». Во-первых, «пневма физическая», которую несет кровь, вытекающая из печени, и от которой зависят рост, питание и воспроизведение потомства. Во-вторых, «пневма жизненная», сообщающая тепло и жизнь всем частям организма и содержащаяся в крови, которая вытекает из сердца. И, наконец, «пневма духовная», контролирующая чувства и движения. Этот вид «пневмы» находится в мозгу и передается по нервам.
Такая своеобразная «медико-мистическая» доктрина души была столь привлекательна для богословов, что в конце концов вся галеновская система медицины была возведена в догму. В результате были увековечены все нелепости, высказанные Галеном, в том числе и утверждение, будто бы кровь из правой половины сердца поступает непосредственно в левую через «невидимые поры» в перегородке между желудочками. Это заблуждение, принятое за неопровержимый факт, затмило столь близкую к истине концепцию кровообращения, выдвинутую Эразистратом.
Гален умер в Риме в 201 году в полной уверенности, что ему удалось раз и навсегда разрешить все медицинские проблемы. Он не сомневался, что, опираясь на его труды, врачам удастся преодолеть любые трудности. «Я вел практику до преклонного возраста, — писал Гален, — и, ставя диагноз или назначая лечение, сумел избежать серьезных ошибок, которые случались у многих врачей с солидной репутацией. Если кто-нибудь пожелает прославиться… ему следует лишь без колебаний принять все то, что мне удалось установить за годы настойчивых исследований».
Во времена Римской империи и в эпоху, которая последовала за ее падением, доктрины Галена имели почти гипнотическую силу. Практичные римляне видели в них желанную систему. Врачи, которым в те тяжкие времена приходилось буквально бороться за существование, нашли в галеновских доктринах мирное пристанище, позволяющее им обрести уверенность в собственных силах.
Утверждение Галена, будто бы душа — превыше всего, а тело — лишь ее инструмент, как мы видели, послужило прочной основой иудаизма, ислама и христианства. Вплоть до эпохи Возрождения подвергать сомнению учение Галена или проверять экспериментальным путем его теории в области анатомии и медицины считалось ересью.
Итак, по прошествии трех с лишним тысяч лет — от Афотиса до Галена — выяснилось, что человек знает о Реке жизни меньше, чем он, по-видимому, знал в самом начале.
Читайте также
Глава вторая. Предвидение Галена
Глава вторая. Предвидение Галена
И тот, кто даст удовлетворительное объяснение этих явлений, должен быть поистине Изобретателем и человеком, очень сведущим в Управлении и Внутреннем Устройстве таких Анатомических Машин.
Г. Пауэр
Экспериментальная философия, 1664
Глава VIII «ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ТАЙНА»
Глава VIII
«ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ТАЙНА»
Я не знаю, все ли области науки доступны для популяризации. Наверное, не все. Иногда мне кажется, что и популяризация палеоботаники — дело безнадежное. О чем бы ни повел палеоботаник речь, ему придется так или иначе употреблять множество
Глава VIII Манипуляции с молекулами
Глава VIII
Манипуляции с молекулами
В предыдущих главах мы неоднократно говорили о роли ДНК, о функции генов, о синтезе РНК как о первом этапе реализации генетической информации. Почти во всех случаях об этих молекулярных процессах судят, не видя самих молекул, фактически
Глава VIII Половая патология
Глава VIII
Половая патология
Ссылаемся здесь на известное сочинение Краффт-Эбинга: «Половая психопатия», а также на труды Гавелока Эллиса, Гиршфельда и др., в которых приведены многочисленные наблюдения, которых мы здесь, однако, не будем касаться. Должно сказать, что, не
ГЛАВА VIII.
ГЛАВА VIII.
Влияние строения производительного слоя земли, в зависимости от обработки, на рост растений.Растения питаются через листья или корни. Задача обработки сводится к тому, чтобы облегчить корням добывание пищи из почвы. Корни обладают способностью получать пищу от
Глава VIII. Инстинкт
Глава VIII. Инстинкт
Инстинкты подобны привычкам, но отличны от них по происхождению.
Многие инстинкты столь удивительны, что их развитие, вероятно, покажется читателю трудностью, достаточной для ниспровержения моей теории. В целом я могу заранее сказать, что не занимаюсь
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Гипотезы о происхождении жизни на Земле исходят в основном из двух предположений. Это либо гипотеза панспермии (что многих не устраивает, поскольку, как они полагают, лишь отодвигает событие в прошлое и не решает задачу), либо
Глава VIII ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ
Глава VIII
ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ
Археологические раскопки в Боксгрове (возле Чичестера) в английском графстве Сассекс продолжались десять лет и были результативными, хотя и неэффективными. Сейчас в Боксгрове карьер, а полмиллиона лет назад здесь была прибрежная равнина, узкая
Глава VIII Система пищеварения
Глава VIII
Система пищеварения
Пища и питание
Мне всегда нравилось выражение «Мы — то, что мы едим»; это относится к кошкам и собакам в той же степени, что и к человеку. От неполноценной пищи прежде всего страдает система пищеварения; другие органы — печень, поджелудочная
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Гипотезы о происхождении жизни на Земле исходят в основном из двух предположений. Это либо гипотеза панспермии (что многих не устраивает, поскольку, как они полагают, она лишь отодвигает событие в прошлое и не решает
ГЛАВА VIII. ТАИНСТВЕННЫЕ ВЕЩЕСТВА
ГЛАВА VIII. ТАИНСТВЕННЫЕ ВЕЩЕСТВА
«Пагуба моряков»
Среди бурунов.
Зноя и тумана
Скрипели и звенели паруса,
Раскатывался окрик капитана,
И таяли матросов голоса.
Был долог путь,
Вспененный и упорный.
Меж низких звезд
И оголенных вод…
Эд. Багрицкий
Многие морские
Глава VIII Взаимная помощь в современном обществе (Продолжение)
Глава VIII
Взаимная помощь в современном обществе (Продолжение)
Рост рабочих союзов после разрушения гильдий государством Их борьба • Взаимная помощь при стачках • Кооперация • Свободные ассоциации для различных целей • Самопожертвование • Бесчисленные общества для
Глава VIII. КОГДА ЖЕНЩИНА ХОЧЕТ Несколько слов
Глава VIII. КОГДА ЖЕНЩИНА ХОЧЕТ
Несколько слов
ЯЛВ: Сексуальность женщин гораздо сложнее сексуальности мужчин. Мужское восприятие секса можно описать довольно просто, а сексуальность женщин — это как далекая вселенная, если речь не только о том, что происходит в мозгу
ГЛАВА VIII БОЛЕЗНИ ЗУБОЧЕЛЮСТНОЙ СИСТЕМЫ
ГЛАВА VIII
БОЛЕЗНИ ЗУБОЧЕЛЮСТНОЙ СИСТЕМЫ
В наше время ветеринарная стоматология стала выделяться как отдельная, самостоятельная дисциплина, изучающая не только различные заболевания и отклонения в ротовой полости у животных, но и методы их диагностики, лечения и
Глава VIII. Есть ли у человечества будущее?
Глава VIII. Есть ли у человечества будущее?
Этот вопрос вызывает интерес у многих современников. Он затрагивается в ряде монографий самого последнего времени (Назаретян, 2001; Глэд, 2005; Арутюнов и Стрекова, 2006; Зубов, 2002).Прежде всего, следует определиться, что понимать под
Гален: его учение и галенизм
Выдающийся врач древнего мира Гален из
Пергама (Galenos, 129-199), грек по происхождению,
родился в г. Пергаме (ныне г. Бергама в
Турции) в семье математика и архитектора
Никона. В возрасте 14 лет Гален начал
занятия в философской школе, где
познакомился с учениями стоиков,
платоников, перипатетиков и эпикурейцев.
С 17 лет он посвятил себя медицине, которую
изучал в Пергаме, Смирне, Коринфе, Афинах,
но особенно в Александрии, где его
учителями были последователи Герофила
и Эразистрата.
С большой тщательностью изучал Гален
труды своих предшественников и
современников (он знал многие языки, но
свои труды писал на греческом).
Впоследствии, цитируя их или ссылаясь
на них, Гален сохранил для последующих
поколений имена и достижения тех, чьи
сочинения погибли или сгорели во время
многочисленных пожаров хранилищ
рукописей.
Гален много путешествовал: посетил
Кипр, Палестину, Лемнос, Каппадокию,
Аквилею. Вернувшись в Пергам, он в течение
ряда лет (157-161) работал в должности
архиатра в школе гладиаторов. После
восстания гладиаторов Гален переехал
в Рим, где прославился своими лекциями
и успешной врачебной практикой. С 169 г.
Гален – придворный архиатр римских
императоров.
Гален признается автором более чем 125
трудов по медицине, из которых до наших
дней сохранилось около 80 (рис. 61).
Важнейшими среди них являются: «О
назначении частей человеческого тела»
(«De usu partium cor-poris humani»), «Об анатомии.»
(«De anatomicis administrationibus. Libri I-IX»), «Терапевтические
методы» («De methodo medendi»), «О больных частях
тела» («De locis affectis»), «О составе лекарств.»
(«De compositione medicamentorum.» и др. Несколько
работ Галена посвящено комментариям
трудов «Гиппократова сборника», благодаря
чему многие из них дошли до нашего
времени;
Естественнонаучные позиции Галена
проявились в его обширной врачебной
практике и исследованиях в области
анатомии и физиологии (греч. physiologia –
учение о жизненных процессах, от греч.
physis – природа и logos – учение). К тому
времени, когда Гален прибыл в Александрию,
там уже перестали производить секции
человеческих трупов (влияние христианства),
и Гален анатомировал высших обезьян,
свиней, собак, копытных, а иногда даже
львов и слонов; часто производил
вивисекции. Данные, полученные при
многочисленных вскрытиях животных, он
переносил в анатомию человека. Так, в
трактате «Об анатомии мышц» им описано
около 300 мышц. Среди них есть такие,
которые отсутствуют у человека и
существуют лишь у некоторых животных.
В то же время Гален не описал характерную
для человеческой руки мышцу,
противопоставляющую большой палец.
Впоследствии эту и многие другие ошибки
Галена исправил выдающийся анатом эпохи
Возрождения Андреас Везалий (1514-1564).
Гален подробно изучил анатомию всех
систем организма. Он описал кости, мышцы,
связки, внутренние органы, но особенно
велики его заслуги в исследовании
нервной системы. Гален описал все отделы
головного и спинного мозга, семь (из
двенадцати) пар черепно-мозговых нервов,
58 спинномозговых нервов и нервы внутренних
органов. Он широко использовал поперечные
и продольные сечения спинного мозга в
целях исследования чувствительных и
двигательных расстройств ниже места,
сечения.
Он подробно описал анатомическое
строение сердца, венечные сосуды к
артериальный (боталлов) проток. Притом
перегородку сердца Гален ошибочно
считал проницаемой для крови (как это
имеет место у плода). По его мнению, кровь
могла беспрепятственно переходить из
правого сердца в левое, минуя периферические
сосуды и известные нам круги кровообращения
(Гален не знал кругового движения крови).
Эта ошибочная точка зрения в течение
многих столетий считалась в Европе
абсолютно верной и не подлежала критике
вплоть, до XVI в., когда испанский
ученый-богослов М. Сервет в своем труде
«Возрождение христианства» впервые (в
Европе) описал малый круг кровообращения
(см. с. 185). Математическое и экспериментальное
обоснование кругового движения крови
было дано лишь в 1628 г, английским ученым
У. Гарвеем.
Гален широко занимался лечебной
практикой. Его учение о болезни носило
гуморальный характер и основывалось
на представлениях о четырех главных
соках организма: крови, слизи, желтой и
черной желчи. Он был опытным хирургом
и считал анатомию фундаментом хирургии.
«Мне часто приходилось, – писал он, –
водить рукой хирургов, мало изощренных
в анатомии, и тем самым спасать их от
публичного позора».
Гален внес большой вклад в развитие
фармакологии. Ряд лекарственных средств,
получаемых путем механической и
физико-химической обработки природного
сырья (как предложил это Гален), до
настоящего времени носит название
«галеновы препараты» (термин, введенный
Парацельсом, 1493-1541).
Гален жил в период разложения
рабовладельческого строя, когда в
философии оживились идеалистические
тенденции. Большое влияние на формирование
мировоззрения Галена оказали как
философия Платона, которая наряду с
космологическим дуализмом (идеи и
материи) признавала антропологический
дуализм (тела и души), так и учение
Аристотеля о целесообразности всего
созданного в природе (телеология).
Исходя из учения Платона о пневме, Гален
считал, что в организме «пневма» обитает
в различных видах: в мозге – «душевная
пневма» (spiritus animalis), в сердце – «жизненная
пневма» (spiritus vitalis), – в печени –
«естественная пневма» (spiritus naturalis). Все
жизненные процессы он объяснял действием
нематериальных «сил», которые образуются
при разложении пневмы: нервы несут
«душевную силу» (vis animalis), печень дает
крови «естественную силу» (vis natu-ralis),
пульс возникает под действием «пульсирующей
силы». (vis pulsitiva) и т, п. Подобные трактовки
придавали идеалистическое содержание
кропотливо собранному экспериментальному
материалу Галена. Он правильно описывал
то, что видел, но полученные результаты
трактовал идеалистически. В этом и
состоит дуализм учения Галена.
В средние века католическая церковь и
схоластика (см. с. 171) использовали
идеалистические стороны учения Галена
и связали их с богословием. Так возник
галенизм – искаженное, одностороннее
понимание учения Галена. Опровержение
галенизма, восстановление истинного
содержания учения Галена, а затем и
исправление ряда ошибочных положений
этого учения потребовали многих столетий.
Учение Галена и его значение для развития
науки трудно переоценить. Произведения
Галена в течение 14 столетий были основным
источником медицинских знаний на Ближнем
и Среднем Востоке и в Европе. В истории
науки Гален был и остается родоначальником
экспериментальной анатомии и физиологии,
блистательным терапевтом, фармацевтом
и хирургом-врачом-философом и
исследователем, познающим природу. Он
принадлежит к плеяде выдающихся ученых
мира.
Со II в. н. э. территория Римской империи
начала сокращаться под натиском соседних
государств и племен.
В 395 г. после смерти императора Феодосия
некогда могущественная империя
разделилась на две части: Западную
Римскую империю, которая пала в 476 г., и
Восточную Римскую империю, которая
существовала до 1453 г. Падение
рабовладельческой системы Западного
Средиземноморья означало начало нового
периода истории человечества – средних
веков и характерного для них нового
общественного, устройства – феодализма.
Культура феодального общества (в том
числе, и медицина) рождалась в сложных
экономических, социальных и политических
условиях. Однако при всех трудностях
развития, ее важнейшим истоком были
достижения великих цивилизаций древнего
мира, которые составили основу всего
последующего развития человечества.
Соседние файлы в предмете История Медицины
- #
- #
- #
- #
В науке есть ряд учёных, в авторитете которых никто не сомневается, классики. В области медицины на протяжении многих веков это были Гиппократ, Гален и Авиценна. Их труды изучали в европейских университетах до 15−16 вв., несмотря на огромное количество неточностей.
Гален и его ошибки
Гален родился в 129 или 131 г. в Пергаме. Хотел стать философом, но по какой-то причине отец отдал его изучать медицину, за что сын впоследствии был ему благодарен. Одним из основных научных трудов врача считается трактат «О назначении частей человеческого тела». В нём Гален объединил все известные ему сведения о строении организма и назначении различных органов. Сегодня сочинение поражает, с одной стороны, разнообразием представленных сведений, а с другой, — наивностью оценок и выводов. Хотя для своего времени это было исчерпывающее описание человеческого тела.
Научная система Галена строилась по тому же принципу, что и Евклидова геометрия — в основу анатомии он положил систему аксиом, которые, как известно, не требуют доказательств. Итак, Гален считал, что человек живёт, если в его организм поступают извне элементы с пищей и мировая пневма (нечто, поддерживающее сознание в теле) с вдыхаемым воздухом. Элементы в теле смешиваются, из них образуются кровь, слизь, чёрная и жёлтая желчь, а уже из них — все органы. Мировая пневма в организме образует жизненную, животную и растительную силу. Каждая из них отвечает за свою область: жизнеспособность органов, их питание и рост, а также формирование ощущений.
Гален. (commons.wikipedia.org)
Были у Галена и «прикладные» описания большинства органов и систем, и в них нередко встречались ошибки. Так, учёный считал, что позвоночник состоит из 24 позвонков (на самом деле 33−34), что зубы являются костями скелета, что сердце — это «мышцеподобный орган» (хотя это мышца), а все вены начинаются в печени. Также он полагал, что артериальная и венозная кровь — это разные жидкости и выполняют разные функции. И наконец, уже почти из области курьёзов, Гален полагал, что у мужчины 32 зуба, а вот у женщин — целых 38.
Эти ошибки были неизбежны, учитывая, что Гален изучал в основном строение тел животных, а не людей. Вскрывать человеческие трупы было запрещено практически повсеместно, хотя Галену в редких случаях удавалось это делать. Поэтому и научные объяснения в его трудах звучат следующим образом: «У человека <…> с каждой стороны растёт только один клык, тогда как львы, волки и собаки с каждой стороны имеют большое их количество. Дело в том, что в этом отношении природа, создавая человека, ясно сознавала, что она творит существо кроткое и общественное, сила которого должна была состоять не в физической мощи, а в разуме».
Многие труды Галена получили распространение в арабской медицине благодаря переводам Ибн Сины (Авиценны). А уже в обратном переводе на латынь они вернулись в Европу и стали каноном в обучении будущих врачей.
В одной из статей, посвящённых античной медицине, есть выражение: «Гален был богом медицины, а Авиценна — его пророком». Но их огромный авторитет чуть не сыграл с будущими врачами злую шутку, на многие столетия сдержав развитие важного раздела естествознания.
Ниспровергатель авторитетов
В 14-м в. появился как бы новый учебник анатомии, написанный итальянским врачом Мондино де Луцци. «Как бы», потому что это было то же изложение теории Галена и Авиценны, но немного модифицированное. Де Луцци делил органы на «животные», «духовные» и «естественные», сравнивал их по значимости и при вскрытии начинал с живота, так как там содержались органы менее благородные, чем в грудной клетке или черепной коробке.
Лейденский анатомический театр. (commons.wikipedia.org)
Мало того, что пособия были устаревшими, — учили будущих врачей схематично: один преподаватель сидел за кафедрой и читал студентам учебник, а второй показывал всё на трупе. Ни иллюстраций, ни самостоятельного препарирования. В этот консервативный и архаичный медицинский мир в 16-м в. ворвался Парацельс.
Сегодня он ассоциируется в основном с тайнами, загадками и алхимией. Мало кто помнит его настоящее имя — Филипп Теофраст фон Гогенгейм. Он родился примерно в 1493 г. в Швейцарии в семье врача, унаследовал фамильное ремесло, учился в Базеле. Потом отправился в десятилетнее путешествие, география которого даже сегодня кажется слишком разнообразной: Франция, Англия, Испания, Португалия, Дания, Швеция, Россия, Индия… Не удивительно, что в итоге фон Гогенгейм овладел не только самыми разными школами врачевания, но и магией, астрологией и алхимией. Некоторые источники на полном серьёзе утверждают, что Парацельс (прозвище означает «близкий к Цельсу» — римскому энциклопедисту, автору большого труда по медицине) стал обладателем философского камня.
Парацельс. (commons.wikipedia.org)
В 1527 г. он начал читать лекции в Базельском университете и поразил всех тем, что, во-первых, читал не на латыни, а на немецком, а во-вторых, отказался от постоянных ссылок на Галена и Гиппократа, рассказывал о собственном опыте. Он же предложил лечить болезни соединениями серы, ртути и сурьмы и добился успеха в терапии многих заболеваний. В частности, лечил слоновость, сифилис, водянку и даже чуму. В знак презрения к традициям старой медицины он публично сжёг перед Базельским университетом книги Гиппократа, Галена и Авиценны.
Крестовый поход Парацельса против традиций не увенчался успехом, он был слишком экстравагантным, слишком отличался от других. Считается, что в итоге кто-то из его врагов нанял бандитов, и те убили учёного.
Искусство анатомии
Но даже без Парацельса становилось понятно, что античные представления о том, как устроен человек, безнадёжно устарели. Уже в 14-м в. запреты на вскрытие тел становятся менее строгими, всё чаще врачи и учёные, кто тайком, а кто и открыто, изучают анатомию человека на человеке. Уже упоминавшийся Мондино де Луцци делал публичные вскрытия с разрешения Ватикана, причём оказался чуть ли не диссидентом — препарировал тело женщины, что было строжайше запрещено. К концу 15-го в. свой вклад в развитие анатомии внёс сам Леонардо да Винчи.
Анатомия Леонардо да Винчи. (commons.wikipedia.org)
Про него часто говорят, что он делал тайные вскрытия, но у него был достаточно влиятельный помощник — Марко Антонио делла Торре, профессор Падуанского университета. Занятия Леонардо анатомией продолжались около 30 лет, с 1484-го по 1515-й. Уникальность исследований художника была в том, что до него человека на анатомических рисунках изображали целиком, а Леонардо подробно зарисовал отдельные органы, составил почти идеальный атлас. К сожалению, эти его работы были опубликованы только несколько веков спустя, так как не относились к художественной части архива.
По этой причине пальму первенства в создании подробного и точного иллюстрированного анатомического справочника отдают Андреасу Везалию.
Слишком много знал
Он родился в 1514 г. в Брюсселе в семье аптекаря. Медицине учился в Бельгии и Франции, где заниматься анатомией было проблематично: препарировать трупы приходилось тайно, воровать тела из могил или снимать с придорожных виселиц. Первый скелет Везалий собирал секретно у себя дома.
Эдуард Хамман. «Андре Везалий вскрывает труп». (commons.wikipedia.org)
В 23 года учёный приезжает в Падую, настоящую Мекку медицинского образования. Если в Оксфорде выпускали одного врача каждые два года, в Кембридже — порядка 2 врачей за 10 лет, то в Падуе примерно каждый десятый выпускник учился на медицинском факультете.
Везалий с большим уважением относился к учению Галена, однако многочисленные выполненные вскрытия привели к простому выводу: античный анатом изучал строение человека на примере обезьян. Отсюда многочисленные ошибки. Считается, что в общей сложности Везалий выявил и исправил около 200 неточностей в галеновой анатомии. Он же сформулировал новый принцип обучения: студенты не должны сидеть и слушать чтение учебника, Везалий предлагал им самим делать вскрытия непосредственно во время занятий.
В 1543 г. вышел его труд «О строении человеческого тела в семи книгах» с иллюстрациями, созданными в мастерской Тициана его учеником Яном Стефаном ван Калькаром. Тела он изобразил в аллегорических позах, и даже сегодня рассматривать их невероятно интересно. Надо сказать, что до этого книги по анатомии не иллюстрировали: считалось, что студенты всё увидят на препаратах в аудитории, и лишние изображения будут отвлекать от учёбы. Первый экземпляр книги автор подарил Карлу V, гравюры в нём были раскрашены вручную. Для широкой публики Везалий сам сделал краткое изложение своего семитомника «Извлечение» (Epitome).
Титульный лист Анатомии Везалия, подаренной Карлу V. (commons.wikipedia.org)
«Худший образец невежества»
Как ни странно, титанический труд Везалия не встретил понимания у его коллег. Более того, его учитель, известный французский анатом Яков Сильвий, написал памфлет «Опровержение клевет некоего безумца на анатомию Гиппократа и Галена». Понятно, что «некий безумец» — это и есть Везалий. Защищая Галена, Сильвий был готов признать, что за прошедшие с Античности века… изменилась анатомия человека, а значит, Гален был прав. В письме Карлу V Сильвий писал: «Я молю Его Императорское Величество воздать суровое и заслуженное наказание чудовищу, которое он взрастил и выкормил в своём собственном доме, этому худшему образцу невежества, неблагодарности, дерзости и богохульства, сделать так, чтобы он не мог более отравлять остальную Европу своим тлетворным дыханием».
В результате Везалий был вынужден оставить научные занятия, хотя император и сделал его своим придворным врачом. Но в 1558 г. Карл умер, и учёный лишился покровителя. Хотя исследователи говорят, что и наследник Филипп II благоволил ему, инквизиция, видимо, дотянулась до «богохульника». Считается, что учёного осудили за то, что он якобы произвёл вскрытие человека, не умершего, а уснувшего летаргическим сном. По другой версии, церковь ополчилась на Везалия за то, что он опроверг два постулата: о том, что у мужчин 23 ребра, а не 24 (из одного была сделана Ева), а также о том, что в организме есть некая «несгораемая кость», из которой возродится тело после Страшного суда.
Андреас Везалий. (commons.wikipedia.org)
Как бы то ни было, Везалий отправился в паломничество в Иерусалим (не исключено, что с целью замолить «грехи»), а на обратном пути погиб в результате кораблекрушения на острове Закинф. Место его захоронения неизвестно.
Значение его работы для естествознания в целом стало понятно совсем скоро. Не случайно сразу несколько «упоминаний» Везалия есть на одной из самых известных картин, сюжет которой связан с медициной. Групповой портрет «Урок анатомии доктора Тульпа» кисти Рембрандта изображает главу амстердамской гильдии медиков и первого анатома города Николаса Тульпа (1593−1674).
Рембрандт. Урок анатомии доктора Тульпа. (commons.wikipedia.org)
Он проводит вскрытие в присутствии нескольких зрителей, которые смотрят на страницы некоего фолианта. Искусствоведы полагают, что это и есть том «О строении человеческого тела», с которым участники «урока» сравнивают то, что видят перед собой. Более того, Тульп демонстрирует не брюшную полость, что было бы естественно для вскрытия, а препарирует руку. Это тоже является своеобразным «приветом» Везалию: один из самых известных его портретов запечатлел анатома за тем же занятием.
На самом деле, нашего героя звали Андрис ван Везел – именно так на нидерландском языке звучит его имя. Но в то время если ты не латинизировал свою фамилию, ты не мог считаться нормальным ученым. Поэтому в научном мире он известен как Андреас Везалий (ну или Андрей Везалий).
Везалий родился 31 декабря 1514 года в Брюсселе. Сейчас это столица Бельгии, но тогда, в начале XVI века, Брюссель входил в состав несколько странного образования, которое получило название Семнадцать провинций. Тогда оно занимало территории всего Бенилюкса с захватом части Франции и Германии.
Портрет из De humani corporis fabrica
Андрис был потомственным лекарем – в те годы это был династический бизнес. Род Витингов, к которому он относился, был очень крутым: отец ведал придворной аптекой принцессы Маргариты, дед был личным врачом императора Максимилиана, а прадед вообще был ректором Левенского университета и комментировал самого Ибн Сину, больше известного, как Авиценна.
Удивительно, но Везалий очень быстро получил качественное образование – в 23 года он уже получил бакалаврскую степень в Левене и докторскую в Падуе, поучившись сразу в трех ведущих университетах того времени: в Левене, в Монпелье и в Париже, а потом очень быстро получив в Падуе, Болонье и Пизе профессорские кафедры. И именно Везалий начал не просто изучать человеческий организм, а делать это «с нуля», не доверяя «классикам» — в первую очередь, непререкаемым авторитетам Галену и Аристотелю. Удивительно, но до Везалия почти две тысячи лет люди (и врачи!) считали, что у мужчины 32 зуба, а у женщины – 38. А раз классики ошибаются даже в таких мелочах… Значит, учить студентов надо по самому точному пособию – человеческому телу. Поэтом лекции Везалия в Падуе сопровождались вскрытиями человеческого тела.
Иоганн Опорин
Итогом такого внимания стала книга. Напомним, что тогда книгопечатание существовало только век, но уже позволяло добиваться удивительного качества изображения. В сотрудничестве с художником Яном Стефаном ван Калькаром, учеником Тициана, создавшим 250 гравюр, 29-летний Везалий издает у знаменитого типографа Иоганна Опорина свою книгу, De corpore humani fabrica – «О строении человеческого тела» (удивительно, но до сих пор встречается перевод «Фабрика человеческого тела»). В этом удивительном анатомическом атласе обобщены все наблюдения Везалия – и исправлены около двух сотен ошибок Аристотеля и Галена (например, последний считал печень центром кровеносной системы, а сердце – центром эмоций, кроме этого Везалий впервые показал, что нервы – они не сами по себе, а сходятся в мозг).
Фронтиспис книги
Книга наделала шуму. С одной стороны, ученый мир восстал против Везалия – и даже его учитель Жак Дюбуа (более известный, как Якобус Сильвиус – анатомы его знают благодаря сильвиеву водопроводу в головном мозге) отрекся от ученика и написал на него памфлет «Опровержение клеветы некоего безумца на анатомические работы Гиппократа и Галена, составленные Яковом Сильвием, королевским толкователем по медицинским вопросам в Париже». Зато шум – прекрасная реклама, как самой книги, так и ее автора. «Fabrica» прекрасно расходилась, а Везалий успел послужить придворным хирургом Карла V и испанского короля Филиппа II.
Одна из 250 гравюр книги
В советское время ни один рассказ о Везалии не обходился без рассказа о том, что как-то он вскрыл человека, который находился в летаргическом сне. Тот ожил, а беднягу Везалия схватила суровая испанская инквизиция и приговорила к смерти, испанский же король Филипп II заступился за врача, и ему заменили казнь паломничеством, во время которого он и умер. Увы, эта история не подтверждается. В мае 1564 года он решил снова вернуться от придворной медицинской службы к научным занятиям анатомией и получил кафедру в Падуе. Именно тогда он решил совершить паломничество в Иерусалим (Везалий был достаточно религиозен, а христианский туризм и тогда был в моде). Увы, корабль его по дороге обратно потерпел крушение, Везалия выбросило на остров Закинф в Ионическом море, где великий анатом и скончался.
Несколько экземпляров первого издания «Фабрики» дошли до наших дней. Среди них – уникальное издание, переплетенное в человеческую кожу (вероятнее всего, кожу казненного преступника. Сейчас оно хранится в библиотеке Джона Хея Университета Брауна).
На самом деле, нашего героя звали Андрис ван Везел – именно так на нидерландском языке звучит его имя. Но в то время если ты не латинизировал свою фамилию, ты не мог считаться нормальным ученым. Поэтому в научном мире он известен как Андреас Везалий (ну или Андрей Везалий).
Везалий родился 31 декабря 1514 года в Брюсселе. Сейчас это столица Бельгии, но тогда, в начале XVI века, Брюссель входил в состав несколько странного образования, которое получило название Семнадцать провинций. Тогда оно занимало территории всего Бенилюкса с захватом части Франции и Германии.
Портрет из De humani corporis fabrica
Андрис был потомственным лекарем – в те годы это был династический бизнес. Род Витингов, к которому он относился, был очень крутым: отец ведал придворной аптекой принцессы Маргариты, дед был личным врачом императора Максимилиана, а прадед вообще был ректором Левенского университета и комментировал самого Ибн Сину, больше известного, как Авиценна.
Удивительно, но Везалий очень быстро получил качественное образование – в 23 года он уже получил бакалаврскую степень в Левене и докторскую в Падуе, поучившись сразу в трех ведущих университетах того времени: в Левене, в Монпелье и в Париже, а потом очень быстро получив в Падуе, Болонье и Пизе профессорские кафедры. И именно Везалий начал не просто изучать человеческий организм, а делать это «с нуля», не доверяя «классикам» — в первую очередь, непререкаемым авторитетам Галену и Аристотелю. Удивительно, но до Везалия почти две тысячи лет люди (и врачи!) считали, что у мужчины 32 зуба, а у женщины – 38. А раз классики ошибаются даже в таких мелочах… Значит, учить студентов надо по самому точному пособию – человеческому телу. Поэтом лекции Везалия в Падуе сопровождались вскрытиями человеческого тела.
Иоганн Опорин
Итогом такого внимания стала книга. Напомним, что тогда книгопечатание существовало только век, но уже позволяло добиваться удивительного качества изображения. В сотрудничестве с художником Яном Стефаном ван Калькаром, учеником Тициана, создавшим 250 гравюр, 29-летний Везалий издает у знаменитого типографа Иоганна Опорина свою книгу, De corpore humani fabrica – «О строении человеческого тела» (удивительно, но до сих пор встречается перевод «Фабрика человеческого тела»). В этом удивительном анатомическом атласе обобщены все наблюдения Везалия – и исправлены около двух сотен ошибок Аристотеля и Галена (например, последний считал печень центром кровеносной системы, а сердце – центром эмоций, кроме этого Везалий впервые показал, что нервы – они не сами по себе, а сходятся в мозг).
Фронтиспис книги
Книга наделала шуму. С одной стороны, ученый мир восстал против Везалия – и даже его учитель Жак Дюбуа (более известный, как Якобус Сильвиус – анатомы его знают благодаря сильвиеву водопроводу в головном мозге) отрекся от ученика и написал на него памфлет «Опровержение клеветы некоего безумца на анатомические работы Гиппократа и Галена, составленные Яковом Сильвием, королевским толкователем по медицинским вопросам в Париже». Зато шум – прекрасная реклама, как самой книги, так и ее автора. «Fabrica» прекрасно расходилась, а Везалий успел послужить придворным хирургом Карла V и испанского короля Филиппа II.
Одна из 250 гравюр книги
В советское время ни один рассказ о Везалии не обходился без рассказа о том, что как-то он вскрыл человека, который находился в летаргическом сне. Тот ожил, а беднягу Везалия схватила суровая испанская инквизиция и приговорила к смерти, испанский же король Филипп II заступился за врача, и ему заменили казнь паломничеством, во время которого он и умер. Увы, эта история не подтверждается. В мае 1564 года он решил снова вернуться от придворной медицинской службы к научным занятиям анатомией и получил кафедру в Падуе. Именно тогда он решил совершить паломничество в Иерусалим (Везалий был достаточно религиозен, а христианский туризм и тогда был в моде). Увы, корабль его по дороге обратно потерпел крушение, Везалия выбросило на остров Закинф в Ионическом море, где великий анатом и скончался.
Несколько экземпляров первого издания «Фабрики» дошли до наших дней. Среди них – уникальное издание, переплетенное в человеческую кожу (вероятнее всего, кожу казненного преступника. Сейчас оно хранится в библиотеке Джона Хея Университета Брауна).
Глава VIII
Парадоксы Галена
Образ Галена предстает перед нами в окружении парадоксов.
Он проложил путь и сам же перегородил его стеной. Не будь его, труды греческих врачей, вероятно, безвозвратно канули бы в вечность. А вместе с тем его практическая деятельность более чем на тысячу лет задержала развитие медицины и изучение крови.
Гален был самобытным мыслителем, но в то же время сам душил любую самобытную мысль. Он принадлежал к самым добросовестным экспериментаторам и исследователям своего времени. Его вывод о том, что артерии несут кровь, стоит в ряду величайших наследий античной эпохи. Но тот же Гален стремился ограничить медицину итогами собственной работы, которых, по его мнению, с избытком должно было хватить на все времена и которые делали излишним проведение дальнейших исследований и экспериментов.
Хотя Гален жил и умер в эпоху господства греко-римских богов, он тяготел к иудейскому монотеизму. Его воззрения на медицину столь совпадали с догмами иудаизма, ислама и христианства, что позднее любые выступления против Галена считались одной из форм ереси.
Категорически отрицая значение пульса как показателя эмоционального состояния организма, он, однако, использовал его в качестве своеобразного «детектора» лжи. Если, например, римские аристократы, ссылаясь на бедность, отказывались от уплаты ему гонорара, Гален на основании частоты их пульса устанавливал, правду ли они говорят.
Рис. 5. Клавдий Гален (131–201).
Гален прославился в империи, в которой на смену индивидуализму и творческому воображению греков пришли римские практицизм, предприимчивость и организованность. Подобно другим столь же динамичным и практичным народам, которым предстояло прийти им на смену, римляне с недоверием относились к интеллектуализму, а идеализм считали направлением упадническим и вообще недостойным мужчины. Их гораздо больше интересовала техника, нежели теоретические рассуждения, непосредственные результаты, а не исследовательские поиски. Римские врачи были довольно сносными практиками, которые совмещали знахарство с прагматизмом. Научная медицина была им фактически неведома, а знания о крови были крайне ограниченными.
Разумеется, на такой каменистой почве науке, медицине и образу мышления древних греков трудно было привиться и расцвести новым пышным цветом. К доктринам и практическим методам греков римляне относились с настороженностью и презрением. Типичным выразителем этой враждебности был Катон Старший — великий «квасной» патриот Рима, — который считал греческую медицину звеном тщательно продуманного заговора с целью уничтожения всех римлян и низвержения империи. «Я запрещаю тебе, — говорил Катон своему сыну, — иметь какие бы то ни было дела с греческими врачами».
И все-таки, несмотря на оппозицию и враждебность, греческая медицина постепенно проникала в Рим и благодаря определенной эффективности лечения завоевывала известный авторитет. Но в Риме ей не удалось достигнуть того уровня, на котором она находилась в Александрии. Лишенная экспериментальной направленности и связей с жизнью, греческая медицина слилась с народной медициной римлян и потонула в хаотическом нагромождении доктрин, подчас совпадавших с откровенным колдовством. Время от времени некоторые врачи, как, например, Цельс, вносили положительный вклад в искусство врачевания, но в основном господствовала атмосфера непримиримых догм и культов.
Клавдий Галенус, широко известный под именем Галена, родился примерно в 131 году н. э. в Пергаме, столице римской колонии в Малой Азии, которая прославилась медицинской школой, древней библиотекой и храмом, посвященным Асклепию.
Отец Галена, строитель по имени Никон, был человеком высокой культуры и мягкого нрава; его семейная жизнь была невыносимой из-за неуравновешенного характера супруги. Возможно, именно это и побудило Никона назвать своего сына Галенусом — видоизмененной формой греческого слова «галенос», что значит «спокойствие». Сам Гален писал о своей матери как о женщине «с таким дурным характером, что она иногда даже кусала служанок».
По отзывам, Галец был блестящим юношей с острым и пытливым умом. Начальное образование он получил у отца и к пятнадцати годам значительно преуспел в естественных науках, логике и философии. Никон хотел, чтобы его сын стал философом, но, как гласит легенда, однажды во сне к нему явился Асклепий и пожелал, чтобы Гален стал врачом. В те времена снам придавали большое значение, и Никон уговорил сына целиком посвятить себя изучению медицины и анатомии.
Гален посещал медицинскую школу в родном Пергаме и занимался у преподавателей, которые были убежденными последователями Гиппократа. Когда Галену исполнилось двадцать лет, его отец умер, и юноша, которого ничто не удерживало дома, отправился путешествовать с целью дальнейшего усовершенствования.
Сначала он поехал в Смирну, где занимался под руководством известного анатома Пелопса. Затем Гален прибыл в Грецию и стал учиться в Коринфе. Наконец он достиг цели своего путешествия — Александрии, где еще был университет и где продолжали преподавать анатомию — предмет, более всего интересовавший Галена.
Но Александрия тех времен уже мало чем напоминала Александрию при Птолемее I. Пять столетий миновало с тех пор, как здесь работали Герофил и Эразистрат. Активные исследования и творческие поиски, которые были характерны для Александрии ушедших веков, если и не исчезли окончательно, то пришли в жалкое состояние. Вскрытие трупов вновь было запрещено. Александрийские студенты пытались разгадать тайны человеческого организма на трупах свиней, обезьян и других животных.
Вскрывая животных, Гален предположил — и это было вполне закономерно, — что их внутренние органы сходны с человеческими. Однако некоторые его заключения расходились с выводами Герофила и Эразистрата, которые экспериментировали на трупах людей, и Гален, обладавший чрезвычайным самомнением, решил, что его знаменитые предшественники были крайне невежественны. Вполне возможно, что именно в Александрии Гален вознамерился не оставить камня на камне от работ Эразистрата, которого он презирал за выступления против Гиппократа.
В возрасте 28 лет Гален вернулся в родной Пергам. И тогда уже он, вероятно, считался одним из наиболее образованных врачей своей эпохи. Помимо высоких интеллектуальных качеств, Гален, бесспорно, обладал и другим, не менее важным даром — способностью добиваться расположения тех, кто имел возможность принести ему пользу или продвинуть его карьеру.
Римляне выстроили в Пергаме арену, где каждое лето проходили состязания гладиаторов. Случилось так, что проведением этих состязаний занимался верховный жрец местного храма Асклепия. Гален произвел на него благоприятное впечатление, и тот назначил его врачом гладиаторов. Этот необычайно важный и влиятельный пост открыл перед Галеном неожиданную возможность лечить переломанные конечности и израненные тела людей.
Успехи Галена на этом поприще без преувеличения можно назвать выдающимися. В первый же сезон многие гладиаторы получили ранения, но все без исключения быстро поправились. Это казалось чудом. Одно из нововведений Галена заключалось в использовании повязок, смоченных в вине, — прототип антисептических перевязочных материалов позднейших времен.
Срок работы Галена в качестве врача гладиаторов истек в 161 году, и он, предваряемый громкой славой, направился в Рим, чтобы заняться врачебной практикой. В то время в столице Римской империи господствовали различные мистические теории врачевания. Каждую из них поддерживала определенная клика, претендовавшая на исключительный философский авторитет. Врачевание не только не было наукой, оно не было даже сколько-нибудь серьезным ремеслом.
На этом фоне Гален воссиял, как солнце чистого разума. Превосходный врач, он быстро обеспечил себе широкую практику и обзавелся влиятельными друзьями. Его энергия была поистине неистощима. Без всякой посторонней помощи он занялся реформой римской медицины на основе, которую сам считал научной.
Не исключено, что Гален и преуспел бы в своих начинаниях, не будь он столь ревностным последователем Гиппократа. Вместо смелого продвижения в поисках новых знаний Гален возглавил борьбу за чистоту доктрин Великого Учителя с острова Кос, за их упорядочение и сведение в некую медицинскую систему, которая на века осталась бы незыблемой; ни одному врачу не пришлось бы больше ломать себе голову над тем или иным симптомом или раздумывать, какой из возможных методов лечения будет наиболее эффективным. Система Галена, по его разумению, должна была предусмотреть буквально все и подсказать правильный ответ в любой ситуации.
Подобный всеобъемлющий и авторитарный подход превосходно укладывался в рамки римской философии. Даже Катон, живи он в то время, полностью одобрил бы его. Но все это, естественно, не устраивало римских врачей, чье вопиющее невежество оказалось под серьезной угрозой, и они с редким единодушием ополчились на Галена.
Полностью игнорируя оппозицию, Гален продолжал развивать свою систему чисто научными методами. Он без конца ставил опыты, препарировал животных и птиц и читал лекции перед все возрастающей аудиторией. Поистине неистощимым был поток написанных им медицинских трудов. По мере того как росли его авторитет и влияние на римскую элиту, Гален усиливал нападки на учение Эразистрата и всех тех, чьи воззрения расходились с его собственной интерпретацией доктрин Гиппократа.
Рис. 6. Гален на лекции по анатомии в Римском храме мира.
Гален не терпел возражений и не щадил никого из инакомыслящих, в первую очередь своих современников. По свидетельству историков, по отношению к тем, кого он считал ниже себя, Гален проявлял властность, высокомерие и нетерпимость. Что же касается римской медицинской общины, то к ее членам он относился с полнейшим презрением. В одном из типичных для него бранных заявлений он обозвал римских врачей «законченными идиотами и отравителями».
Через пять лет после переезда в Рим Гален неожиданно возвратился в Пергам. По одним сведениям, он покинул Рим из-за приближения страшной чумы, которая впоследствии была названа его именем. Как утверждают, Гален очень опасался, что многочисленные заболевания могут нанести урон его репутации. Согласно другой версии, которую, очевидно, поддерживал сам Гален, он покинул Рим во имя собственной безопасности, ибо разгневанные коллеги готовили покушение на его жизнь.
В 169 году н. э. по приказу императора Марка Аврелия, который решил использовать знания Галена в военной кампании, выдающийся медик был вызван в Рим. Однако Гален, которому отнюдь не улыбалась перспектива маршировать вместе с римскими легионами, уговорил императора назначить его врачом к наследнику престола Коммоду.
Синекура при императорском дворе оградила Галена от посягательств со стороны коллег-врачей. К тому же у него оставалось достаточно времени для исследований, экспериментов и частной практики. Мало того, Гален умудрился даже (по-видимому, первым в истории) организовать «медицинское обслуживание» по почте. Круг его пациентов был столь обширен, что часть из них жила даже за пределами метрополии в таких отдаленных районах, как Испания и страны Азии. В своих письмах они подробно рассказывали об истории и симптомах своих болезней. На основании этого Гален ставил диагноз и в своих ответных письмах предписывал им курс лечения.
За годы неустанной деятельности Гален написал около 400 работ, занимающих важное место в истории классической медицины. До нас дошли только 83 произведения, которые, несомненно, принадлежат перу Галена. Кроме того, имеется много работ, в том числе и обнаруженные недавно в переводах на арабский язык, которые приписываются Галену. Вероятно, открытие новых трудов Галена поможет нам полнее представить себе образ этого выдающегося медика древности.
В исследованиях кровообращения Галену принадлежит единственное, правда, величайшее открытие: он не только обнаружил, но и особо подчеркнул тот факт, что артерии несут кровь. По мнению Галена, эта функция артерий присуща им от природы, а не является следствием простой случайности. Стоило лишь объединить это заключение с выводами Эразистрата, и вся система кровообращения стала бы известной человечеству на четырнадцать столетий раньше, чем это произошло в действительности!
Однако открытие функций артерий не помешало Галену в дальнейшем развить по меньшей мере странную концепцию кровообращения. Он утверждал, например, что пища, перевариваясь в желудке, поступает в печень и там превращается в кровь. Происходит не циркуляция крови, а ее отток от печени. Кровь растекается положенным образом по периферии тела, неся к различным частям организма порции «пневмы», иными словами, души.
В представлениях Галена о душе в конечном счете слились воедино религия и медицина. Гален утверждал, что существуют три вида «пневмы». Во-первых, «пневма физическая», которую несет кровь, вытекающая из печени, и от которой зависят рост, питание и воспроизведение потомства. Во-вторых, «пневма жизненная», сообщающая тепло и жизнь всем частям организма и содержащаяся в крови, которая вытекает из сердца. И, наконец, «пневма духовная», контролирующая чувства и движения. Этот вид «пневмы» находится в мозгу и передается по нервам.
Такая своеобразная «медико-мистическая» доктрина души была столь привлекательна для богословов, что в конце концов вся галеновская система медицины была возведена в догму. В результате были увековечены все нелепости, высказанные Галеном, в том числе и утверждение, будто бы кровь из правой половины сердца поступает непосредственно в левую через «невидимые поры» в перегородке между желудочками. Это заблуждение, принятое за неопровержимый факт, затмило столь близкую к истине концепцию кровообращения, выдвинутую Эразистратом.
Гален умер в Риме в 201 году в полной уверенности, что ему удалось раз и навсегда разрешить все медицинские проблемы. Он не сомневался, что, опираясь на его труды, врачам удастся преодолеть любые трудности. «Я вел практику до преклонного возраста, — писал Гален, — и, ставя диагноз или назначая лечение, сумел избежать серьезных ошибок, которые случались у многих врачей с солидной репутацией. Если кто-нибудь пожелает прославиться… ему следует лишь без колебаний принять все то, что мне удалось установить за годы настойчивых исследований».
Во времена Римской империи и в эпоху, которая последовала за ее падением, доктрины Галена имели почти гипнотическую силу. Практичные римляне видели в них желанную систему. Врачи, которым в те тяжкие времена приходилось буквально бороться за существование, нашли в галеновских доктринах мирное пристанище, позволяющее им обрести уверенность в собственных силах.
Утверждение Галена, будто бы душа — превыше всего, а тело — лишь ее инструмент, как мы видели, послужило прочной основой иудаизма, ислама и христианства. Вплоть до эпохи Возрождения подвергать сомнению учение Галена или проверять экспериментальным путем его теории в области анатомии и медицины считалось ересью.
Итак, по прошествии трех с лишним тысяч лет — от Афотиса до Галена — выяснилось, что человек знает о Реке жизни меньше, чем он, по-видимому, знал в самом начале.
Читайте также
Глава вторая. Предвидение Галена
Глава вторая. Предвидение Галена
И тот, кто даст удовлетворительное объяснение этих явлений, должен быть поистине Изобретателем и человеком, очень сведущим в Управлении и Внутреннем Устройстве таких Анатомических Машин.
Г. Пауэр
Экспериментальная философия, 1664
Глава VIII «ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ТАЙНА»
Глава VIII
«ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ТАЙНА»
Я не знаю, все ли области науки доступны для популяризации. Наверное, не все. Иногда мне кажется, что и популяризация палеоботаники — дело безнадежное. О чем бы ни повел палеоботаник речь, ему придется так или иначе употреблять множество
Глава VIII Манипуляции с молекулами
Глава VIII
Манипуляции с молекулами
В предыдущих главах мы неоднократно говорили о роли ДНК, о функции генов, о синтезе РНК как о первом этапе реализации генетической информации. Почти во всех случаях об этих молекулярных процессах судят, не видя самих молекул, фактически
Глава VIII Половая патология
Глава VIII
Половая патология
Ссылаемся здесь на известное сочинение Краффт-Эбинга: «Половая психопатия», а также на труды Гавелока Эллиса, Гиршфельда и др., в которых приведены многочисленные наблюдения, которых мы здесь, однако, не будем касаться. Должно сказать, что, не
ГЛАВА VIII.
ГЛАВА VIII.
Влияние строения производительного слоя земли, в зависимости от обработки, на рост растений.Растения питаются через листья или корни. Задача обработки сводится к тому, чтобы облегчить корням добывание пищи из почвы. Корни обладают способностью получать пищу от
Глава VIII. Инстинкт
Глава VIII. Инстинкт
Инстинкты подобны привычкам, но отличны от них по происхождению.
Многие инстинкты столь удивительны, что их развитие, вероятно, покажется читателю трудностью, достаточной для ниспровержения моей теории. В целом я могу заранее сказать, что не занимаюсь
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Гипотезы о происхождении жизни на Земле исходят в основном из двух предположений. Это либо гипотеза панспермии (что многих не устраивает, поскольку, как они полагают, лишь отодвигает событие в прошлое и не решает задачу), либо
Глава VIII ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ
Глава VIII
ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ
Археологические раскопки в Боксгрове (возле Чичестера) в английском графстве Сассекс продолжались десять лет и были результативными, хотя и неэффективными. Сейчас в Боксгрове карьер, а полмиллиона лет назад здесь была прибрежная равнина, узкая
Глава VIII Система пищеварения
Глава VIII
Система пищеварения
Пища и питание
Мне всегда нравилось выражение «Мы — то, что мы едим»; это относится к кошкам и собакам в той же степени, что и к человеку. От неполноценной пищи прежде всего страдает система пищеварения; другие органы — печень, поджелудочная
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Глава 211. Абиогенная (химическая) эволюция (VIII)
Гипотезы о происхождении жизни на Земле исходят в основном из двух предположений. Это либо гипотеза панспермии (что многих не устраивает, поскольку, как они полагают, она лишь отодвигает событие в прошлое и не решает
ГЛАВА VIII. ТАИНСТВЕННЫЕ ВЕЩЕСТВА
ГЛАВА VIII. ТАИНСТВЕННЫЕ ВЕЩЕСТВА
«Пагуба моряков»
Среди бурунов.
Зноя и тумана
Скрипели и звенели паруса,
Раскатывался окрик капитана,
И таяли матросов голоса.
Был долог путь,
Вспененный и упорный.
Меж низких звезд
И оголенных вод…
Эд. Багрицкий
Многие морские
Глава VIII Взаимная помощь в современном обществе (Продолжение)
Глава VIII
Взаимная помощь в современном обществе (Продолжение)
Рост рабочих союзов после разрушения гильдий государством Их борьба • Взаимная помощь при стачках • Кооперация • Свободные ассоциации для различных целей • Самопожертвование • Бесчисленные общества для
Глава VIII. КОГДА ЖЕНЩИНА ХОЧЕТ Несколько слов
Глава VIII. КОГДА ЖЕНЩИНА ХОЧЕТ
Несколько слов
ЯЛВ: Сексуальность женщин гораздо сложнее сексуальности мужчин. Мужское восприятие секса можно описать довольно просто, а сексуальность женщин — это как далекая вселенная, если речь не только о том, что происходит в мозгу
ГЛАВА VIII БОЛЕЗНИ ЗУБОЧЕЛЮСТНОЙ СИСТЕМЫ
ГЛАВА VIII
БОЛЕЗНИ ЗУБОЧЕЛЮСТНОЙ СИСТЕМЫ
В наше время ветеринарная стоматология стала выделяться как отдельная, самостоятельная дисциплина, изучающая не только различные заболевания и отклонения в ротовой полости у животных, но и методы их диагностики, лечения и
Глава VIII. Есть ли у человечества будущее?
Глава VIII. Есть ли у человечества будущее?
Этот вопрос вызывает интерес у многих современников. Он затрагивается в ряде монографий самого последнего времени (Назаретян, 2001; Глэд, 2005; Арутюнов и Стрекова, 2006; Зубов, 2002).Прежде всего, следует определиться, что понимать под
Гален: его учение и галенизм
Выдающийся врач древнего мира Гален из
Пергама (Galenos, 129-199), грек по происхождению,
родился в г. Пергаме (ныне г. Бергама в
Турции) в семье математика и архитектора
Никона. В возрасте 14 лет Гален начал
занятия в философской школе, где
познакомился с учениями стоиков,
платоников, перипатетиков и эпикурейцев.
С 17 лет он посвятил себя медицине, которую
изучал в Пергаме, Смирне, Коринфе, Афинах,
но особенно в Александрии, где его
учителями были последователи Герофила
и Эразистрата.
С большой тщательностью изучал Гален
труды своих предшественников и
современников (он знал многие языки, но
свои труды писал на греческом).
Впоследствии, цитируя их или ссылаясь
на них, Гален сохранил для последующих
поколений имена и достижения тех, чьи
сочинения погибли или сгорели во время
многочисленных пожаров хранилищ
рукописей.
Гален много путешествовал: посетил
Кипр, Палестину, Лемнос, Каппадокию,
Аквилею. Вернувшись в Пергам, он в течение
ряда лет (157-161) работал в должности
архиатра в школе гладиаторов. После
восстания гладиаторов Гален переехал
в Рим, где прославился своими лекциями
и успешной врачебной практикой. С 169 г.
Гален – придворный архиатр римских
императоров.
Гален признается автором более чем 125
трудов по медицине, из которых до наших
дней сохранилось около 80 (рис. 61).
Важнейшими среди них являются: «О
назначении частей человеческого тела»
(«De usu partium cor-poris humani»), «Об анатомии.»
(«De anatomicis administrationibus. Libri I-IX»), «Терапевтические
методы» («De methodo medendi»), «О больных частях
тела» («De locis affectis»), «О составе лекарств.»
(«De compositione medicamentorum.» и др. Несколько
работ Галена посвящено комментариям
трудов «Гиппократова сборника», благодаря
чему многие из них дошли до нашего
времени;
Естественнонаучные позиции Галена
проявились в его обширной врачебной
практике и исследованиях в области
анатомии и физиологии (греч. physiologia –
учение о жизненных процессах, от греч.
physis – природа и logos – учение). К тому
времени, когда Гален прибыл в Александрию,
там уже перестали производить секции
человеческих трупов (влияние христианства),
и Гален анатомировал высших обезьян,
свиней, собак, копытных, а иногда даже
львов и слонов; часто производил
вивисекции. Данные, полученные при
многочисленных вскрытиях животных, он
переносил в анатомию человека. Так, в
трактате «Об анатомии мышц» им описано
около 300 мышц. Среди них есть такие,
которые отсутствуют у человека и
существуют лишь у некоторых животных.
В то же время Гален не описал характерную
для человеческой руки мышцу,
противопоставляющую большой палец.
Впоследствии эту и многие другие ошибки
Галена исправил выдающийся анатом эпохи
Возрождения Андреас Везалий (1514-1564).
Гален подробно изучил анатомию всех
систем организма. Он описал кости, мышцы,
связки, внутренние органы, но особенно
велики его заслуги в исследовании
нервной системы. Гален описал все отделы
головного и спинного мозга, семь (из
двенадцати) пар черепно-мозговых нервов,
58 спинномозговых нервов и нервы внутренних
органов. Он широко использовал поперечные
и продольные сечения спинного мозга в
целях исследования чувствительных и
двигательных расстройств ниже места,
сечения.
Он подробно описал анатомическое
строение сердца, венечные сосуды к
артериальный (боталлов) проток. Притом
перегородку сердца Гален ошибочно
считал проницаемой для крови (как это
имеет место у плода). По его мнению, кровь
могла беспрепятственно переходить из
правого сердца в левое, минуя периферические
сосуды и известные нам круги кровообращения
(Гален не знал кругового движения крови).
Эта ошибочная точка зрения в течение
многих столетий считалась в Европе
абсолютно верной и не подлежала критике
вплоть, до XVI в., когда испанский
ученый-богослов М. Сервет в своем труде
«Возрождение христианства» впервые (в
Европе) описал малый круг кровообращения
(см. с. 185). Математическое и экспериментальное
обоснование кругового движения крови
было дано лишь в 1628 г, английским ученым
У. Гарвеем.
Гален широко занимался лечебной
практикой. Его учение о болезни носило
гуморальный характер и основывалось
на представлениях о четырех главных
соках организма: крови, слизи, желтой и
черной желчи. Он был опытным хирургом
и считал анатомию фундаментом хирургии.
«Мне часто приходилось, – писал он, –
водить рукой хирургов, мало изощренных
в анатомии, и тем самым спасать их от
публичного позора».
Гален внес большой вклад в развитие
фармакологии. Ряд лекарственных средств,
получаемых путем механической и
физико-химической обработки природного
сырья (как предложил это Гален), до
настоящего времени носит название
«галеновы препараты» (термин, введенный
Парацельсом, 1493-1541).
Гален жил в период разложения
рабовладельческого строя, когда в
философии оживились идеалистические
тенденции. Большое влияние на формирование
мировоззрения Галена оказали как
философия Платона, которая наряду с
космологическим дуализмом (идеи и
материи) признавала антропологический
дуализм (тела и души), так и учение
Аристотеля о целесообразности всего
созданного в природе (телеология).
Исходя из учения Платона о пневме, Гален
считал, что в организме «пневма» обитает
в различных видах: в мозге – «душевная
пневма» (spiritus animalis), в сердце – «жизненная
пневма» (spiritus vitalis), – в печени –
«естественная пневма» (spiritus naturalis). Все
жизненные процессы он объяснял действием
нематериальных «сил», которые образуются
при разложении пневмы: нервы несут
«душевную силу» (vis animalis), печень дает
крови «естественную силу» (vis natu-ralis),
пульс возникает под действием «пульсирующей
силы». (vis pulsitiva) и т, п. Подобные трактовки
придавали идеалистическое содержание
кропотливо собранному экспериментальному
материалу Галена. Он правильно описывал
то, что видел, но полученные результаты
трактовал идеалистически. В этом и
состоит дуализм учения Галена.
В средние века католическая церковь и
схоластика (см. с. 171) использовали
идеалистические стороны учения Галена
и связали их с богословием. Так возник
галенизм – искаженное, одностороннее
понимание учения Галена. Опровержение
галенизма, восстановление истинного
содержания учения Галена, а затем и
исправление ряда ошибочных положений
этого учения потребовали многих столетий.
Учение Галена и его значение для развития
науки трудно переоценить. Произведения
Галена в течение 14 столетий были основным
источником медицинских знаний на Ближнем
и Среднем Востоке и в Европе. В истории
науки Гален был и остается родоначальником
экспериментальной анатомии и физиологии,
блистательным терапевтом, фармацевтом
и хирургом-врачом-философом и
исследователем, познающим природу. Он
принадлежит к плеяде выдающихся ученых
мира.
Со II в. н. э. территория Римской империи
начала сокращаться под натиском соседних
государств и племен.
В 395 г. после смерти императора Феодосия
некогда могущественная империя
разделилась на две части: Западную
Римскую империю, которая пала в 476 г., и
Восточную Римскую империю, которая
существовала до 1453 г. Падение
рабовладельческой системы Западного
Средиземноморья означало начало нового
периода истории человечества – средних
веков и характерного для них нового
общественного, устройства – феодализма.
Культура феодального общества (в том
числе, и медицина) рождалась в сложных
экономических, социальных и политических
условиях. Однако при всех трудностях
развития, ее важнейшим истоком были
достижения великих цивилизаций древнего
мира, которые составили основу всего
последующего развития человечества.
Соседние файлы в предмете История Медицины
- #
- #
- #
- #
К
эксперименту на животных Везалий
обращался очень часто. Фактически в
анатомическом зале всегда рядом с
секционным столом, на котором производилось
расчленение трупа, стоял стол для опытов
на животных или просто для их анатомирования.
Какого же рода эксперименты проводил
Везалий.
Объектами
исследования были живые собаки, обезьяны,
свиньи. Самый простой опыт
— перелом
костей. Везалий убеждался, что после
перелома кости «рушится весь орган»,
т. е. перестает функционировать вся
конечность. Если у животных перерезать
удерживающую поперечную связку на
передней или задней конечности, то
сухожилия сгибателей пальцев будут
выходить из своих каналов. На обнаженной
мышце Везалий наблюдал утолщение и
расслабление мышечного брюшка. Когда
он разрезал брюшко продольно, сокращались
обе половины в одном направлении.
После поперечного рассечения
сокращение мышечных волокон вызывало
расхождение мышечных половинок.
Наиболее
разнообразными были опыты на нервный
системе. Туго перевязывая нервный ствол
на конечности, Везалий вызывал паралич
мышц. После перерезки спинного мозга
Везалий наблюдал прекращение
чувствительности и движения в
дистальных частях тела. Везалий
вскрывал череп у собак и разрушал
вещество мозга. Это приводило к тому,
что у собак выпадали мышечные движения
и происходило расстройство чувствительности.
Везалий вскрывал желудочки мозга.
На
живых животных Везалий устанавливал
влияние возвратных нервов на голос.
Сдавливание или рассечение этих нервов
обусловливало прекращение голоса.
Операция
удаления селезенки у животных, удаление
почки, яичек, прижизненные наблюдения
над работой сердца и легких
— все
это было доступно Везалию и проделывалось
им для учебных целей. Вызывая пневмоторакс,
Везалий отмечал остановку дыхательных
движений легких.
Чрезвычайно
интересными были его опыты с перевязкой
артерий и вен. Эти опыты давали в его
руки неопровержимые факты для
расшифровки законов кровообращения,
но правильных выводов из этих фактов
Везалий не сделал. Те же факты в руках
Гарвея позволили сформулировать новую
теорию кровообращения. Но это случилось
почти на
100 лет
позже.
Дыхание
живых существ с давних пор признавалось
непременным условием жизни. Но дышит
ли плод в утробе матери, а если дышит,
то как Везалий извлекал из матки собаки
почти доношенный плод с оболочками.
Щенок погибал от удушья. Если же оболочки
разрезались, плод оставался живым.
Везалий сделал правильный вывод из
этого наблюдения, указав на то, что
тканевое дыхание плода совершается
за счет крови материнского организма.
Искусственное
дыхание в опытах Везалия сохраняло
жизнь животным после заполнения
плевральных полостей воздухом. Этот
факт, ярко продемонстрированный Везалием,
послужил толчком к разработке операции
трахеотомии и интубации.
Вряд
ли можно сомневаться в том, что в этом
дополнении к трактату Везалий изложил
только часть своих опытов. Но даже
краткие заметки
об
исполненных операциях раскрывают облик
Везалия как целеустремленного и
искусного экспериментатора. Мы полностью
согласны с мнением С. Н. Касаткина,
который характеризует Везалия как
основоположника функционального
направления в анатомии, поскольку
великий анатом при изучении трупа
всегда думал о функции рассматриваемых
органов и систем, стремился познать
живое и понимал неразрывное единство
формы и функций.
Однако
в анатомии довезалиевского периода
царил хаос не только в смысле систематики,
но и в смысле точности локализации.
Отношения органов друг к другу еще в
какой-то мере удостаивались внимания,
но ни проекция органов на наружные
покровы, ни голотопия, ни скелетотопия
их никогда не раскрывались.
В
анатомии Везалия мы не видим еще деления
тела человека на области, как это принято
в современных руководствах. Но Везалий
дает тщательное описание, мышц и это
предопределяет неизбежность показа
топографо-анатомических отношений
сомы. Ведь все неровности рельефа тела
связаны с костями и мышцами. Посвящая
специальные главы процедуре и порядку
вскрытия мышц, Везалий указывал точные
линии разрезов, описывал слои кожи,
подкожной клетчатки и оболочки.
В
главах «О мускулах живота» и «О вскрытии
мускулов живота» приводятся все
необходимые сведения о конструкции
влагалища прямого мускула живота, но
название это еще не фигурирует.
Везалий знает белую линию живота и
место прохождения семенного канатика
внизу передней стенки живота. Он излагает
анатомию мышц промежности, отмечая
половые различия.
Положение
кровеносных сосудов увязывается с
частями скелета и с областями
(подмышечная впадина, локтевой сгиб,
пах, коленный сгиб и т. д.). Обращается
внимание на локализацию лимфатических
регионарных узлов по ходу вен, на
отношение к мышцам артерий и вен, на
глубину их залегания.
Что
касается топографии органов, то в этом
отношении Везалий уходит далеко
вперед по сравнению со своими
предшественниками. Он точно описывает
границы легких, правильно характеризует
средостение, прослеживает взаимоотношения
пищевода, трахеи и аорты, пишет о
распространении части печени влево,
определяет отделы кишечника по областям
брюшной полости, указывает на
особенность локализации желудка.
Во
многих случаях при описании органов
Везалий тоже допускал топографо-анатомические
ошибки. Есть доля истины в словах тех
биографов Везалия, которые считают, что
он исправил много ошибок Галена, но не
исправил еще больше. Удивительно,
например, заблуждение Везалия, когда
он находит раздвоение восходящей аорты.
Может
возникнуть вопрос, понимал ли сам Везалий
прикладное значение анатомических
знаний. На этот вопрос легко ответить
утвердительно. По существу весь свой
опыт ученого и педагога Везалий посвятил
медицине. Анатомическую подготовку
он рассматривал как обязательное
условие успеха лечения.
Был
ли Везалий в действительности лечащим
врачом и в частности хирургом? Конечно,
он был врачом и, вероятно, владел
необходимой хирургической техникой. О
его деятельности как клинициста
сохранилось мало сведений. Свое отношение
к медицине, к проблемам лечения
больных Везалий раскрыл в предисловии
к руководству по анатомии. Кроме
этого, он касался клинических проблем
в статьях о венесекции и о применении
отвара хинного корня.
В
историко-медицинской литературе обычно
Везалия не считают стоящим на пути
развития хирургии. Против этого следует
возражать. Везалий был профессором
хирургии и анатомии. Он учил студентов
анатомии, подчеркивал важность этого
предмета и его непосредственное
отношение к хирургии. Через возрождение
анатомии он сделал возможным развитие
хирургии как науки.
На
секционных занятиях под руководством
Везалия изучались органы живота,
тщательно исследовались топография
брюшины, ее связки, брыжейки, сальники.
В соответствии с учением Гиппократа
считалось, что раны мозга и кишечника
смертельны. Проводя практические
занятия со студентами, Везалий всегда
указывал на то, что врач не может
отказаться лечить больного даже при
заведомо смертельных ранениях. Больному
должна быть оказана самая эффективная
помощь. Исходя из этого, он учил
студентов накладывать швы на кишечник
на трупах и ^на живых животных. Для швов
использовался тонкий шелк. Экспериментальные
разрезы наносились на кожу и внутренние
органы животных (собак, свиней).
В
трактате Везалий затрагивал многие
клинические вопросы. Так, он описывал
образование грыжевого мешка при
паховой грыже. Он ссылался на заболевания
сердца, селезенки, на гангрену конечностей.
Поразительно точно он нарисовал
картину гидроцефалии. Но полностью свои
патолого-анатомические наблюдения он
собирался обобщить в другой книге.
Говоря о гангрене голени после
травматического повреждения артерий,
Везалий напоминал: «множество Других
подобных же явлений мы проследим
подробнее в своем произведении, где
сделаем описания вскрытий, особо
пригодных для распознавания болезней
и обсуждения всего медицинского
искусства…» (т.
1, стр.
85). Как
видно, он основательно готовился к
созданию такого произведения. Вполне
возможно, что эти материалы погибли в
огне вместе с другими рукописями.
Оценивая
Везалия как клинициста, следует иметь
в виду два обстоятельства. Во-первых,
Везалий заложил фундамент научной
медицины. Анатомическими знаниями
он вооружил клинику. Повышение уровня
анатомической подготовки повело к
решительным изменениям в медицинской
практике.
На
почве анатомии Везалий хотел объединить
все отрасли медицины. Это было совершенно
необходимо, так как даже некоторые
передовые врачи того времени были
беспомощны в вопросах теории. Знаменитый
Теофраст Парацельс
(1493—1541)—новатор
в практической медицине и революционно
настроенный по отношению к современной
ему схоластике сам страдал эклектизмом
в построении теории медицины. Анатомия
вызывала у него величайшее презрение.
Он начисто отвергал изучение строения
тела, метод диссекции и создавал свою
«анатомию сущности человека», которая
доказала бы, что в „теле человека
соединились мистическим образом
3
вездесущих ингредиента: соли, сера
и ртуть. Сторонники Парацельса пытались
раскрыть анатомию тела с помощью
алхимии. Секционные занятия они
третировали как «мужицкий метод», как
недостойные упражнения итальянских
фокусников.
Не
случайно Везалий остро критиковал
медицину XVI
века. Он правильно указывал на то, что
искусство лечения пришло в упадок.
Клиническое исследование больных
приобрело уродливые формы. Логический
диагноз у постели больного подменялся
предвзятым, бездоказательным
диагнозом. Врачи не знали и не хотели
изучать анатомию костной системы, мышц,
нервов, артерий и вен. «Даже наиболее
одаренные из медиков,
— писал
Везалий,
— начали
поручать слугам то, что им полагалось
делать для больных собственноручно…
оставили за собой только назначение
лекарств и диеты при недугах особого
порядка» (т.
1, стр.
9).
Везалий
разрушает с огромной убежденностью
многие предрассудки и заблуждения.
Для восстановления славы античной
медицины, по его мнению, врачам надо
спуститься с заоблачных высот на твердую
землю, «поэтому следует всячески
внушать всем вновь вовлекаемым в
наше искусство молодым медикам, чтобы
они презирали перешептывания физиков,
а следовали бы обычаям греков и
настоятельным требованиям природы и
разума и прилагали бы к лечению и
собственную руку…» (т.
1, стр.
11).
Второе
обстоятельство, имеющее значение для
оценки клинического мышления Везалия,
— это
его конкретные высказывания о методах
лечения больных и его действия как
врача. К сожалению, последнее остается
еще невыясненным. Что же касается
принципов лечения, то Везалий твердо
стоит на единстве трех основных лечебных
мероприятий
—
лекарственной терапии, диеты и ручных
процедур. Везалий указывает (т.
1, стр.
10), что
он вовсе не предлагает «предпочесть
один метод врачевания другому». Он
с горечью отмечает отмежевание врачей
от хирургии. «Врачи к стыду своему
отстранили от себя то, что представляет
древнейшую и наиболее важную отрасль
медицины…» (т.
1, стр.
9).
Правоту
Везалия в этом отношении выразительно
подтвердил его современник великий
хирург Амбруаз Паре
(1517—1590),
в лице которого воплотился хирург —
рукодел и хирург-врач.
Доказывая
разумность врачебных действий, основанных
на анатомических и физиологических
знаниях, Везалий, конечно, заботится
в первую очередь не о прославлении
своего труда, а о защите истины. Подлинное
удовлетворение доставляет ему сознание
того, что «медицина, как и все другие
знания, начала оживать и поднимать
голову из глубочайшего мрака… но ничего
она не требует так настоятельно, как
возрождения почти вымершего знания
(анатомии)» (т.
1, стр.
13).
Вопросы
антропологии и сравнительной анатомии
в книгах Везалия. Рассмотрению этих
вопросов посвятили свои статьи Коул
(1944) и К.
Б. Юрьев
(1961). Мы
также кратко остановимся на них.
Сравнительно-анатомическое
направление в исследованиях Везалия
настойчиво требовало к себе большого
внимания. Но для специальной разработки
этого направления Везалий не имел
времени. Он использовал анатомию
животных либо для «изобличения» ошибок
Галена, либо для сравнения с анатомией
человека. Эволюционное направление
еще не было реализовано Везалием, хотя
он стремился к широкому общебиологическому
охвату проблем анатомии.
Для
основоположника сравнительной анатомии
нужно, чтобы он понимал принцип
соотношения форм. Эти принципы Везалий
еще не сформулировал. О строении целого
организма по отдельным костям он еще
не пытался составить ясного
представления. Для него было важно
отдифференцировать признаки анатомии
человека от анатомических признаков
животных.
В
труде Везалия приведены
сравнительно-анатомические рисунки,
вероятно, первые в истории морфологической
литературы.
Глубина
проникновения Везалия в проблемы
сравнительной анатомии остается еще
недостаточно выясненной.
Что
касается антропологических экскурсов
Везалия, то они в общем довольно недалеки.
Автору ближе и доступнее возрастные,
половые и индивидуальные различия в
строении тела человека, но не типовые.
Так, он описывает половые отличия таза,
часто обращает внимание на особенности
скелета ребенка, Например, он пишет
об эластичности хрящей и костей ребенка
и об «отвердении» хрящей и хрупкости
костей у старых людей. Ему известно, что
некоторые кости у детей состоят из
отдельных частей, например позвонки и
тазовые кости. Эпифизарные хрящи
наблюдаются только у молодых, а у
престарелых людей обнаруживается
зарастание швов черепа (т.
1, стр.
101).
Антропология
как таковая интересует Везалия лишь
тогда, когда он доказывает наличие чисто
человеческих признаков. Например, ему
не удается найти кость в сердце
человека. Тщательно проверив многие
препараты, он окончательно решает, что
Гален заблуждался. Окостенение
фиброзного скелета сердца наблюдается
у парнокопытных, но не у человека.
Хорошо
описаны Везалием отличительные
особенности лица человека по сравнению
с лицевым отделом головы обезьяны.
Везалий
понял значение анатомического рисунка
и приступил к созданию своего оригинального
иллюстрированного руководства. Он
считал, что включенные в книги- рисунки
«способствуют пониманию вскрытий я
представляют взору, яснее самого
понятного изложения.,.» (т.
1, стр.
.9).
Доходчивость книги, ее убедительность
определялись в значительной мере
качеством рисунков, которые должны
быть составным элементом книги.
Везалий сам работал над рисунками, а
также готовил для зарисовки большое
число анатомических препаратов. Многие
рисунки в книге символизируют живой
дух эпохи Возрождения. Мышцы
человеческого тела изображены в
динамике. Позы, в которых изображается
труп, заставляют думать о мудрости
жизни и драматизме смерти.
Анатомические
труды предшественников Везалия почти
не содержали рисунков. Низкий уровень
изобразительного искусства
средневековья, трудности воспроизведения
рисунков в рукописных книгах и
пренебрежение действительными
анатомическими знаниями, почерпнутыми
при изучении трупа,—вот
те причины, которые сделали анатомические
рисунки скорее курьезной, чем удивительной
редкостью. Исключение составляли
зарисовки скелета в различных
артикулирующих позах. Их можно было
встретить и в трудах Леонардо да Винчи
и в некоторых учебниках хирургии
(например, у Бруншвига. Страсбург,
1497), и в
книге Росси
(1496—1541),
где скелеты изображены в передней и
задней проекции.
Везалий
предложил метод графического воплощения
натуры. Великолепная проницательность
его ума сказалась и здесь. Разумеется,
и это его открытие не родилось из ничего.
Случайные анатомические зарисовки
анатомов
XIII—XVI
веков и достижения изобразительного
искусства Возрождения вполне могли
предрешить понимание познавательной
ценности анатомического рисунка.
Везалий
не просто подключил рисунок к тексту.
Иллюстрации были приняты Везалием
как составная часть его анатомического
труда. Его метод исследования предполагал
препарирование, описание и зарисовку.
Следовательно, речь шла не только об
улучшении наглядности, а о единстве
текстовой и графической характеристик,
изучаемой структуры. В книге Везалия
впервые преодолевались и технические
трудности систематического сочетания
текста и рисунков.
В
изданных Везалием «Шести таблицах»
(1538) еще
только нащупывается суть нового метода.
В числе таблиц
3 бесспорно
принадлежат художнику Калькару
(1499—1546),
земляку и другу Везалия. Это таблицы,
на которых изображен скелет человека
спереди, сзади и сбоку. Другие
3 таблицы
представляют схемы физиологических
систем по Галену. Их оформил сам Везалий,
пользуясь исходными набросками других
авторов, имена которых остались
неизвестными. Зингер
(1945)
предполагает, что это были собственные
наброски Везалия.
Лишь
один Везалий мог оценить правильность
содержания рисунка. Это важно напомнить
тем, кто считает художников главными
героями «Анатомии» Везалия, а роль
великого анатома низводит до положения
литературного комментатора рисунков.
Таким
образом, иконографическое наследие
Везалия представляет огромную ценность.
Иллюстрации Везалия —
это
достижение новой науки. Вместе с тем
это первый опыт графического воспроизведения
и репродукции натуральных препаратов.
Неограниченное число людей в различных
странах и в любое время могли изучать
одни и те же рисунки. Использование
графического метода в анатомии
окончательно дискредитировало
астрологические традиции в медицине.
СПИСОК
ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:
-
История
Медицины, под редакцией Б.Д. Петрова.
М., Медгиз, 1954г. -
Human
Anatomy, Oxford Press, 1976. -
Островерхов
Г.Е., Д.Н. Лубоцкий, Ю.М. Бомаш. Оперативная
хирургия и топографическая анатомия,
Медицина, Москва, 1972г. -
Г.
Гезер, Основы истории медицины, Казань,
1890г. -
Т.С.
Сорокина, История медицины, 2-е издание,
переработанное и дополненное. Москва,
1994 год.
24
Несколько лет тому назад исполнилось четырёхсотлетие современной анатомии человека. Четыре века минуло с тех пор, как вышло в свет произведение, коренным образом преобразившее эту науку и открывшее новую эру в её истории. Произведение это — «Семь книг об устройстве человеческого тела» Андрэ Везалия. Грозные события 1943 г., на который пришлось это четырёхсотлетие, заслонили собой столь знаменательный — в истории науки — юбилей, и он не нашёл должного отражения в нашей печати. Восполнить этот пробел, воскресить в нашей памяти величественный образ творца современной анатомии, отметить важнейшие особенности его монументального произведения — такова задача настоящего очерка.
Нам придётся, однако, начать с времён более отдалённых. Чтобы оценить значение переворота, который произвёл Везалий своим произведением, необходимо хотя бы в самых общих чертах обрисовать состояние анатомии в предшествовавший ему период и в ту пору, когда он выступил на научной арене.
Анатомия человека, как и большинство других наук, зародилась в глубокой древности. Однако одно обстоятельство с самого зарождения её являлось непреодолимой преградой, препятствовавшей её дальнейшему развитию: вскрытие человеческого трупа издревле считалось актом святотатственным, кощунственным.
Отец медицины — знаменитый Гиппократ — отлично сознавал, что без знания устройства человека нельзя бороться с болезнями. И всё же в его обширном медицинском наследии анатомические сведения представлены лишь в самом зачаточном виде. За всю свою жизнь он не вскрыл ни одного человеческого трупа. Лишь трупы животных, да в лучшем случае кости человека, позволяли ему догадызаться об устройстве нашего тела.
Аристотель, — этот великий энциклопедист древности, — писал: «Части человека неизвестны или, в лучшем случае, известны лишь постольку, поскольку можно судить о них по сходству с органами животных».
Лишь на короткое мгновение мелькнули в III в. до н. э. проблески настоящей анатомии человека. В просвещённой Александрии впервые, не таясь, коснулся нож учёного человеческого трупа. Это дало возможность александрийским учёным Герофилу и Эразистрату узнать много замечательных подробностей о строении человека. Но анатомия не последовала дальше по этому единственно правильному пути: александрийские учёные не имели достойных продолжателей.
В полной мере значение анатомии для медицины было осознано знаменитым врачом из Пергамы, жившим во II в. н. э., — Галеном. Анатомия и физиология, в то время ещё не выделившиеся в отдельные науки, были положены им в основу его медицинских построений. И та и другая были доведены им до непревзойдённого для того времени совершенства. И всё же, хотя на протяжении многих столетий об этом никто не догадывался, анатомические наблюдения Галена относились не к человеку, а к животным. Понятно поэтому, что, как ни обогатили эти наблюдения анатомическую науку, они не могли послужить основой истинной анатомии человека. Тем не менее анатомо-физиологическое учение Галена сыграло крупнейшую роль в дальнейших судьбах этих двух фундаментальных наук медицины. Причина коренится в его исключительной стройности, логической завершённости.
Нет, конечно, возможности даже сжато передать сущность анатомо-физиологических построений Галена. Следует отметить лишь, что в основу их было положено глубокое убеждение в целесообразности всего сущего. «Природа ничего не делает напрасно» — вот принцип, который Гален считал непреложным. Этот-то принцип и дал ему возможность создать из многочисленных разрозненных сведений, которые были накоплены различными врачебными школами до него, и из многосторонних собственных наблюдений законченное учение об устройстве человека. Для каждой части организма Галеном было указано определённое назначение, и там, где наблюдение и опыт оказывались недостаточными, он смело восполнял их воображением и домыслом. Стройность и завершённость анатомо-физиологических воззрений Галена настолько пленили его современников и последователей, что, вместо того, чтобы продолжать его наблюдения, развивать его опыты, умножать добытые им фактические знания, они превратили его учение в медицинскую библию, а его самого в пророка.
С падением античной культуры главенство в медицине перешло к народам Востока. Но для последователей Магомета вскрытие человеческих трупов было не меньшим святотатством, чем для античных язычников и ранних христиан. Арабские учёные не внесли в анатомию ничего оригинального. Они использовали в своих медицинских трактатах анатомические воззрения древних учёных, главным образом Галена, снабдив их многочисленными комментариями и распространив их по миру. Вместе с трудами Авиценны, Ал-Разеса, Аверроэса и других арабских медиков и мыслителей учение Галена через много столетий было вновь водворено в Европу.
К этому времени в Европе снова стали появляться первые медицинские школы. Они-то и явились рассадниками арабской медицины в западных странах. Из трудов арабских учёных стали черпать будущие врачи все необходимые для них сведения о строении человека. Никто не сомневался в достаточности или достоверности этих сведений; никто не помышлял о том, чтобы взглянуть собственными глазами на картину, описываемую в учёных трактатах.
Но вот к концу средневековья, когда европейская мысль стала пробуждаться от сковывавшего её многовекового сна, и анатомия человека стала проявлять первые признаки пробуждения.
Сначала это пробуждение сказалось лашь в неуверенных шагах, направленных к улучшению преподавания. Никто попрежнему не задумывался над истинностью анатомических представлений, рассеянных в многословных арабских трактатах и отражавших так или иначе воззрения Галена. Но всё отчетливее стали сознавать наиболее прозорливые из учёных, что даже для того, чтобы понять, для того, чтобы усвоить эту книжную премудрость, необходимо хотя бы раз в жизни бросить взгляд внутрь подлинного человеческого тела. И вот, в 1213 г. просвещённый король германский и император священной Римской империи Фридрих II издал приказ, в котором повелевал в медицинских школах Сицилии и Неаполя устраивать не реже чем раз в пять лет публичное вскрытие человеческого трупа. Но даже и этот монарший приказ не мог осилить господствовавшее предубеждение. Ничего неизвестно о вскрытиях человека до 1306 г. Лишь в этом году болонский учёный-анатом Мондино ди Лючи впервые после александрийцев произвёл публичное вскрытие человеческого тела и тем обессмертил своё имя. Через 10 лет он произвёл ещё две публичные демонстрации.
С тех пор подобные вскрытия то вновь запрещались, то разрешались опять, в различных странах по-разному, и изредка, отделённые большими промежутками времени, то там, то здесь в летописях университетов и городов появляются сообщения о них, как о крупных событиях.
Больше чем в других странах привились анатомические вскрытия в Италии. Итальянские учёные II половины XV и начала XVI в. Церби, Делла Торре, Ахиллини, Беренгар могут быть названы среди наиболее усердных продолжателей Мондино. Особняком стоит анатомическое творчество гениального представителя той эпохи Леонардо да Винчи. Но каковы бы ни были успехи этих учёных, ни один из них не оказал решающего влияния на дальнейшее развитие анатомии. Этому развитию препятствовало теперь не столько предубеждение против вскрытия трупов, хотя и это предубеждение было ещё достаточно сильно, сколько отсутствие стремления к самостоятельным поискам в этой области. Авторитет Галена более чем когда бы то ни было доминировал над сознанием учёных.
То была пора Ренессанса. Жадно тянулись представители всех сфер духовной жизни к древним истокам европейской культуры. Великие врачи древности Гиппократ и Гален разделили судьбу античных поэтов и драматургов, ораторов и философов. Они стали отныне властителями дум просвещённых врачей Европы. В теоретических же областях медицины — анатомии и физиологии — безраздельно господствующее положение занял Гален. Очистить наследие его от многовековых наслоений восточных толкований, вернуть ему его изначальную классическую ясность, воскресить его во всей стройности и во всём величии — вот задача, которую ставили теперь перед собой наиболее образованные из анатомов. Попытки особенно рьяных приверженцев арабских традиций в медицине противодействовать этому движению не могли вернуть им их руководящей роли; почти повсеместно галенисты одерживали верх над арабистами.
Поклонение Галену было возведено в культ. Каждое слово его воспринималось как откровение; каждая мысль почиталась как непререкаемая истина.
Воинствующая католическая церковь охотно поддерживала эту догматизацию учения Галена. Всякая догматизация в науке была наруку ей; тем более это относилось к учению Галена, в основе которого лежало признание совершенного устройства природы и безграничной мудрости всемогущего творца её. Отцы церкви не могли понять, да они и не хотели понимать, что некогда такой взгляд Галена на природу нисколько не препятствовал ему изучать её, что в своём универсальном принципе целесообразности в природе он находил лишь опору для своих несовершенных наблюдений и опытов.
Не понимали этого и облечённые в докторские мантии профессора, выхолостившие из учения Галена его живую душу и превратившие пытливого исследователя в безжизненный кумир.
И вот, в этой-то обстановке благоговейного поклонения Галену, среди всеобщего священного трепета перед его авторитетом, подобно раскатам грома, неожиданно ворвавшимся в покой безоблачного дня, раздался мощный голос Везалия.
Не верить слепо книгам, а доверять лишь природе самой — вот к чему призывал этот голос. Не в сочинениях, почти полторы тысячи лет тому назад написанных, — пусть даже величайшим из учёных, но всё же изобилующих ошибками и неточностями, — следует искать разгадку тайны внутреннего устройства человека, а в самом человеке, — вот в чём убеждал Везалей.
Каким мужеством надо было обладать, чтобы обратиться в то время с таким призывом! Какой внутренней независимостью, чтобы усомниться в истинности того, что почиталось всеми, как святая святых науки! Какой свсбодой от въевшихся во всеобщее сознание предрассудков, чтобы требовать от учёного повседневной, систематической, кропотливой работы над человеческим трупом! Какой уверенностью в своей правоте, чтобы противопоставить устоявшемуся в веках учению Галена лишь только что созревший плод собственнх анатомических изысканий!
Но кто же, наконец, этот Везалий? Кто же он — этот бесстрашный глашатай новой истины, этот смелый обновитель анатомии? Что воодушевило его на этот славный научный подвиг? Где почерпнул он необходимые знания и душевные силы?
* * *
Везалию шёл девятнадцатый год, когда он прибыл в Париж из родной Фландрии. Сын королевского аптекаря, потомок просвещённых фламандских врачей, из поколения в поколение передававших приверженность к медицинской профессии, он уже с детства готовился к будущей деятельности на этом поприще.
Для получения необходимого предварительного образования родители направили его из Брюсселя, где он родился и провёл первые семь лет жизни, в Лувен. Там, в одном из лучших училищ города, он приобрёл основательное знание древних языков, не только латинского и греческого, но и арабского, и прошёл положенный в то время цикл подготовительных наук, включавший логику, схоластику, математику, естествоведение. Замечательно, что уже в эти годы отрочества его волновали вопросы внутреннего устройства человека. Не находя ответа на эти вопросы в доступных ему учебниках, он вооружался ножом и, таясь от окружающих, вскрывал попадавшихся ему мёртвых животных — кошек, собак, крыс. По окончании Лувенского училища он в 1533 г. прибыл в Париж для обучения медицине.
Кафедру анатомии в Парижском университете занимал в то время Жак Дю-Буа, более известный под своей латинской фамилией — Сильвиус. Восторженный почитатель классической древности и превосходный знаток её, Сильвиус был одним из наиболее ревностных поклонников Галена. Лекции его славились на всю Европу; отовсюду устремлялись студенты и врачи слушать знаменитого парижского анатома. Легко представить себе, с каким нетерпением ожидал эти лекции Везалий. Увы, вскоре его постигло неизбежное разочарование. Преподавание Сильвиуса было почти исключительно словесным. Изо дня в день читал он главы, да и то не систематически, одного из важнейших произведений Галена «De usu partium» — «Об употреблении частей», сопровождая это чтение восторженным комментированием. Могло ли это удовлетворить любознательного фламандца? Разве о таких лекциях мечтал он, устремляясь в Париж? И что от того, что изредка сопровождал Сильвиус свои лекции скудными демонстрациями внутренних органов? Везалий уже был достаточно знаком с их видом, юное увлечение его не пропало даром, чтобы распознать в выставленных напоказ органах — органы свиньи или собаки, но не человека. Только совсем редко, и это воспринималось студентами как волнующая сенсация, в аудитории появлялся труп человека. Сильвиус отдавал этим дань идее, возникшей ещё во времена Фридриха II и осуществлённой на практике Мондино и его продолжателями: хоть раз в жизни будущие врачи должны увидеть вскрытие человеческого тела.
Но что это было за вскрытие! Как и во времена Мондино, профессор не имел к этому никакого касательства. Устремив свой взор к небесным высям за вознесённым туда древним кумиром, Сильвиус считал для себя препаровку трупа делом слишком земным, слишком низменным. Да и не только для себя, для любого врача. Это дело подстать медицинским подмастерьям — цирюльникам. Но мог ли Везалий, с отроческих лет мечтавший проникнуть за покровы челояеческого тела, пристально рассмотреть чудесное сооружение из костей, связок, мышц, сосудов, нервов, мог ли Везалий равнодушно созерцать, как невежественные цирюльники неуклюже кромсали лежавший перед ними труп?
И вот, к изумлению профессора и студентов, он протискивается сквозь толпу к анатомическому столу и отстраняет от него не менее изумлённых цирюльников; он берёт из их рук, вначале неуверенно, но в последующие дни всё смелее, анатомический нож и сам ведёт дальше начатое вскрытие; окружённый кучкой любопытных, он продолжает это дело и после того, как профессор покинул аудиторию. Вряд ли Сильвиус рассматривал всё это в те дни иначе, чем юношескую блажь. Вряд ли он придавал значение назойливым вопросам чудака студента, почему ход сосуда у трупа отличается от хода, указанного на лекции профессора, например, почему vena azygos — непарная вена — впадает у трупа в верхнюю полую вену, а согласно Сильвиусу, т. е. Галену, — в нижнюю. Странные вопросы! Почему? Да просто потому, что природа не всегда следует тому идеальному типу человека, который описан Галеном. Или потому, что человек за эти полторы тысячи лет успел выродиться, успел отклониться от этого идеального типа.
Конечно, Сильвиус в то время не понимал истинного смысла ни поведения Везалия, ни его вопросов. Да и сам Везалий ещё далеко не сознавал всей глубины коллизии между его пониманием анатомии и общепризнанным, которая в те дни едва лишь намечалась. Одиночные размолвки между описаниями Галена и действительностью, на которые он натолкнулся в первые дни своего самостоятельного анатомирования, конечно, не давали ещё основания усомниться в правильности анатомических представлений Галена вообще. Для того чтобы такое сомнение созрело, требовалось время и, конечно, не один-два, а десятки фактов. Но для Везалия, во всяком случае, стало ещё более очевидным то, что он смутно угадывал ещё своим юношеским чутьём. Книги — книгами, а действительность — действительностью. Если, наряду с чтением книг и слушанием лекций, не обращаться непосредственно к природе, не действовать самому анатомическим ножом, многого не узнаешь и не усвоишь.
И Везалий со свойственной ему настойчивостью ищет всё новых возможностей для осуществления на деле этой укрепившейся в его сознании идеи. Он с готовностью принимает предложение другого парижского анатома того времени Гунтериуса о проведении для него ряда вскрытий. С Гунтериусом Везалий встречался, будучи учеником Лувенского училища; тот преподавал тогда в Лувене греческий язык. Впоследствии Гунтериус заинтересовался медициной, поселился в Париже, прошёл соответствующий курс и стал с увлечением работать на новом поприще. Он задумал написать небольшое руководство по анатомии, снабдив его практическими указаниями; однако сам он был в этом деле совершенно беспомощен. И вот, встретившись в Париже со своим бывшим учеником, проявлявшим столь исключительное рвение к препаровке трупов, он с радостью привлёк его к этой работе. Занятия у Гунтериуса расширили анатомические навыки Везалия, углубили его знания и натолкнули на новые неточности в описании Галена; так, ход семенной артерии оказался иным, чем указано в анатомии древнего учёного.
С ещё большей страстностью отдаётся Везалий своему призванию. Он отправляется на кладбище, где проводит долгие часы около груды костей, внимательно изучая их, пристально разглядывая и запоминая каждую бороздку, каждый бугорок. Парижское «Кладбище невинных» как нельзя лучше подходило для таких занятий. Возникнув в давние времена за чертой города, оно постепенно оказалось со всех сторон окружённым людными улицами; негде стало хоронить умерших; власти распорядились разрыть старые могилы, сложить вырытые кости в сооружённую для этой цели вдоль ограды сводчатую галлерею и заново использовать для похорон освобождённую таким способом кладбищенскую площадь. Эта-то сводчатая галлерея с огромной грудой человеческих костей и служила Везалию богатым остеологическим музеем. И опять наталкивается он на ошибку Галена, грубую, непонятную: ни разу не встретилась ему нижняя челюсть человека, состоящая из двух половин; всегда челюсть эта — цельная, непарная кость. Не могла же природа ошибаться во всех без исключения случаях! Значит ошибся Гален. Но как, каким образом этот великий учёный мог впасть в столь грубую ошибку? Ответ на этот вопрос был найден не скоро; а пока ищет Везалий новых «анатомических театров», где он мог бы пополнить свои знания и в других областях анатомии.
Он направляется за город к знаменитым Монфоконским виселицам. Посреди каменной площадки, на которой возвышаются шестнадцать столбов, соединённых между собой перекладинами, вырыта яма, куда сбрасываются жертвы казни. Судебные власти не скупятся- число казней порой достигает шестидесяти в день. Как страстно нужно стремиться к знанию, чтобы проводить долгие часы, склонясь с анатомическим ножом в руках над трупом в этом страшном месте!
Разразившаяся в 1535 г. война между Францией и Германией прервала занятия Везалия. Он вернулся в Лувен, но и здесь продолжал совершенствовать свои анатомические познания, производя публичные вскрытия перед врачебной аудиторией. Однако обстановка в Лувене мало благоприятствовала его научным устремлениям: слишком сильны здесь были рутинёры, слишком настороженно относились они к каждому новшеству, к каждому самостоятельному высказыванию. Возвращаться же в Париж, когда это стало возможным, у него тоже больше не было желания. Его влекло теперь на юг, в богатые города Италии, где, наряду с искусством, сочные ростки давала наука. Там, под приветливым небом Италии, на родине Мондино, молодой анатом мог надеяться найти более благоприятную почву для своего зреющего таланта.
Город, который избрал Везалий для своего дальнейшего совершенствования, был Венеция. В начале 1537 г. он приступил к работе в венецианской больнице. Здесь он на практике изучал врачебное дело, не гнушаясь при этом, в отличие от других врачей, и мелкими хирургическими операциями. Наряду с этим, он продолжал заниматься анатомическими вскрытиями, обнаружив при этом свои незаурядные знания и поразившую окружающих искусность. Весть о молодом фламандце дошла до венецианских властей, и 6 декабря 1537 г., на другой день после вручения Везалию докторского диплома, ему было передано приглашение занять кафедру хирургии Падуанского университета с предложением вести там занятия по анатомии. Везалию в то время исполнилось 22 года.
С жаром принялся молодой профессор за чтение лекций по любимому им предмету. Но, конечно, эти лекции не имели ничего общего с теми, которые он слушал в Париже. Не потому, что он уже порвал с Галеном. Нет, в основе его преподавания в первое время ещё лежала анатомическая система Галена. Он ещё не знал тогда, что она сама покоится на ложной основе и не понимал, откуда проистекают её грубые ошибки. Но он уже знал, что словесным путём познать анатомию невозможно. И на первом плане в его лекциях выступают демонстрации.
Для того чтобы облегчить студентам запоминание виденной ими анатомической картины, он стал зарисовывать её на таблицах. Некоторые из них он рисовал сам, к изготовлению же других, более трудных, он привлёк своего земляка, изучавшего там в то время итальянское искусство, художника Ван- Калькара. Таблицы эти имели успех, и шесть из них были в 1530 г. изданы им в Венеции. Эти таблицы явились зародышем тех великолепных рисунков, которые через пять лет украсили замечательное произведение Везалия, совершенно преобразившее анатомию человека. Но пока на них были ещё явственно заметны следы галеновой анатомии.
То, что он ещё не порвал с Галеном, следует и из опубликования Везалием в том же году второго издания книги Гунтериуса «Institutiones anatomicae», в которой он принимал участие за несколько лет до того в Париже; книга эта, как и таблицы, должна была служить пособием студентам при изучении анатомии; она, конечно, полностью была подчинена идеям Галена. О том же свидетельствует и участие Везалия в роскошном издании сочинений Галена, предпринятом в то время венецианским издательством Юнта.
Однако с каждым днём все ближе и ближе подходил Везалий к неизбежному и решительному разрыву со старой анатомией. Многочисленные вскрытия обнаруживали перед ним всё новые ошибки Галена. Оставалось только понять происхождение этих ошибок, и учение великого медика должно было быть в корне опорочено в глазах Везалия. И вот источник ошибок был найден.
Не раз в поисках подробностей, описанных Галеном и ускользавших при вскрытии человека, Везалий обращался к трупам жтотных: собак, свиней, быков. И, странное дело! Часто он находил именно у них то, что не мог обнаружить у человека. На этот раз судьба столкнула его одновременно со скелетом человека и обезьяны.
Во время одного из посещений Везалием Болоньи профессор Альбиус обратился к нему с просьбой изготовить скелеты человека и обезьяны. Везалий согласился. Два ряда костей лежали перед ним. Два ряда позвонков: человека и обезьяны. Чьи же позвонки описал Гален? Сомнения не было. Везалий слишком хорошо знал текст Галена. Ещё совсем недавно, в связи с участием в переиздании сочинений древнего учёного, он тщательно изучил этот текст, чтобы не колебаться с ответом. Этот ответ звучал чётко и уверенно. И вместе с ответом пришёл конец невольной скованности Везалия авторитетом великого анатома. Всё учение Галена, которое с древних времён воспринималось как учение об анатомическом устройстве человека, покоится на ложной основе. Гален не знал устройства человека. В силу господствовавших предрассудков он не мог изучить его. Он мог в лучшем случае, найдя на кладбище человеческие кости или натолкнувшись один-два раза в жизни на труп человека, получить о строении его лишь самое общее представление. Но убеждённый, на основании нескольких беглых сравнений, в сходстве органов человека и животных, особенно обезьяны, он выдал своё описание за анатомию человека. И на протяжении четырнадцати веков не нашлось никого, кто бы разоблачил этот обман.
Это был ошеломляющий вывод. Это был вывод, который не мог не потрясти Везалия до самой глубины души его. Но он имел для него, кроме своего отрицающего значения, ещё и утверждающее. Значит, человек, который гордится величием своего духа, своей философией, наукой, искусством, не знает даже своего собственного устройства. Больше того, он даже не приступил по-настоящему к изучению этого устройства.
Какое благородное поле деятельности открывалось перед учёным! Какая величественная задача!
И отныне Везалий весь во власти своего грандиозного замысла. Он проявляет титаническую энергию, он откладывает в сторону анатомический нож лишь для того, чтобы сменить его на карандаш; он откладывает карандаш лишь для того, чтобы сменить его на перо. Как можно правдивее, как можно точнее и в тексте и на рисунках стремится он передать то, что видит на трупе. Он привлекает к работе художника, повидимому, опять Ваи-Калькара, который своим талантом оказывает ему неоценимую помощь. И уже к августу 1542 г., примерно через два года после того, как было к этой работе приступлено, капитальное произведение Везалия было готово к печати.
Теперь оставалось найти издателя, достойного этого произведения. И Везалий останавливает свой выбор на издателе Опоринусе в Базеле, куда сначала направляет рукопись, а затем спешит сам, чтобы лично наблюдать за изготовлением книги и печатанием текста.
Титульный лист «Строения человеческого тела», напечатанного Иоганном Опорином в 1543 году
В августе 1543 г. первое подлинное руководство по анатомии человека «Andreae Vesalii Bruxellensis, De Humani corporis fabrica libri septem» («Семь книг об устройстве человеческого тела») Андрэ Везалия из Брюсселя увидело свет. И вместе с тем увидело свет и краткое извлечение из него—«Epitome», которое должно было служить для предварительного ознакомления с содержанием основного труда, а также быть полезным для тех из читателей, для которых этот основной труд оказался бы слишком тяжеловесным.
Современная анатомия человека родилась.
* * *
«De Humani corporis fabrica» Андрэ Везалия представляет собой произведение монументальное не только по своему содержанию, но и по всему своему внешнему облику. Около 700 страниц его большого формата — 45 X 30 см — напечатанных на плотной, хотя и не толстой бумаге, одеты в массивный кожаный переплёт. Титульный лист украшен великолепным рисунком — тиснением с резьбы по дереву, изображающим анатомическую аудиторию Везалия. В центре аудитории — сам Везалий; он стоит около секционного стола с распростёртым на нём трупом. Он сам ведёт вскрытие. Два цирюльника, играющие теперь лишь подсобную роль, скромно сидят на полу в ожидании приказаний. Около головного конца секционного стола находятся скелет; невдалеке стоит голый человек, который служит для изучения устройства человека, поскольку оно доступно при внешнем осмотре. Аудитория заполнена студентами и врачами, внимательно следящими за демонстрацией. Это изображение, являющееся мастерским произведением искусства, ценно вместе с тем, как исторический документ, воскрешающий перед нами созданный Везалием метод преподавания анатомии.
Первый экземпляр книги, раскрашенный вручную.
Подарочный экземпляр для Карла V
Другой рисунок, дающий представление о Везалии того времени, — его портрет. Мужественное лицо Везалия выражает настойчивость, уверенность в себе, убеждённость в правоте своего дела. И в то же время чувствуется, что это человек, прочно стоящий обеими ногами на земле. Это — не мечтатель, внезапно увлечённый поразившей его мыслью и созидающий в порыве мимолётного вдохновения ценности науки или искусства, и это не фанатик, готовый пойти на костёр во имя созданной собственным воображением идеи. Это — борец-труженик, пробивающий тараном добытых фактов косность ума. На портрете Везалий изображён за препаровкой мышц руки.
Текст открывается предисловием, посвящённым императору Карлу V, в котором Везалий излагает свой взгляд на медицину и место, которое должна в ней занимать анатомия. С расчленением медицины на отдельные разрозненные части должно быть покончено; выделение хирургии и аптечного дела, как низших отраслей её, глубоко ошибочно. Все разделы медицины связаны между собой. Медицина едина. И в основе её должно лежать прочное знание устройства человеческого тела.
С негодованием отвергает Везалий общепринятый метод преподавания анатомии, когда «одни производят вскрытие человеческого тела, а другой занимается описанием частей. Этот последний забирается на кафедру подобно галкам на жердь и с подчеркнутым презрением трутнем жужжит о фактах, к которым он никогда не приближался собственноручно; первые же настолько невежественны в языке, что не в состоянии объяснить вскрытие зрителям и в бессвязных выражениях толкуют о том, что должно бы показываться в соответствии с изложением врача. .. Таким образом, всё преподавание ложно, дни теряются в абсурдных вопросах, и в этой путанице зрители научаются меньшему, чем мясник в своей лавке мог бы научить доктора» . . .
Смело объявляет Везалий, что Гален дал ошибочное описание человека, так как «никогда сам не вскрывал тела недавно умершего человека».
Везалий отлично сознаёт, что частые указания его на ложность галеновых описаний навлекут на него нападки тех, кто «не занимается серьезно анатомией, и кто, будучи сейчас стар и пожираем завистью к открытиям молодости, будет опозорен со всеми пргверженцами Галена». В противоположность своим предшественникам, Везалий делает всё возможное, чтобы «дать полное описание строения человеческого тела, которое построено не из десяти или двенадцати частей, как это кажется при поверхностном взгляде, но из нескольких тысяч различных частей . . . ».
Произведение своё Везалий разбил на семь частей или, как он называет, семь книг. Первая посвящена костям, вторая — связкам и мышцам, третья — венам и артериям, четвёртая— нервам, пятая — органам питания и размножения, шестая — сердцу, седьмая — мозгу.
Каждый орган описан всесторонне во всех подробностях. Всюду указаны ошибки предшественников. Более двухсот ошибок Галена исправлено Везалием. При этом Везалий, по возможности, указывает на источник этих ошибок. Этот источник становится очевидным, если сравнить органы разных животных. Везалий, таким образом, прибегает в своём описании к сравнительно-анатомическому методу и является, следовательно, пионером будущей сравнительной анатомии.
Большой интерес представляют рассеянные во всей книге физиологические высказывания Везалия. Строение и функция органа в его представлении между собой неразрывно связаны. Физиология как самостоятельная наука в то время ещё не существовала, и объяснять деятельность того или иного органа, как и до Везалия, входило в программу анатома. Насколько возможно, Везалий пользуется для этой цели наблюдениями над живым человеком. Но они, конечно, слишком недостаточны. И он один из первых в новое время прибегает к опытам на животных — приёму, которым пользовались учёные ещё в древние века.
О том, что вивисекционный метод рассматривался Везалием как один из важнейших приёмов изучения внутреннего устройства человека, свидетельствует изображение на титульном листе его книги животных — собаки и обезьяны.
Однако в вопросах, касающихся функции органов, Везалий не был достаточно ещё оснащён знаниями, чтобы иметь собственное мнение. Он вынужден был поэтому ограничиваться лишь общими соображениями, и при этом неизбежно в духе существовавших в то время воззрений, т. е. в духе учения Галена. Считать это учение неверным и в его физиологической части только потому, что оно неверно в анатомической, у Везалия основания не было. Поэтому даже там, где рассуждения Галена о деятельности органов явно находятся в противоречии с действительностью, Везалий лишь ограничивается беглыми замечаниями или высказывает своё недоумение. Ярким примером подобного отношения являются те строки его книги, где он говорит о сердце. Как известно, согласно учению Галена о кровеносной системе, кровь из правого желудочка сердца поступает в левый непосредственно через перегородку сердца. Внимательнейшим образом рассмотрев эту перегородку, Везалий приходит к выводу, что никаких отверстий, через которые кровь поступала бы в левую половину сердца, в ней не существует. И всё же он не решается заключить из этого, что учение Галена о деятельности сердца неправильно. Что же в самом деле мог бы он предложить взамен этого учения? И он просто разводит руками и недоуменно заявляет: приходится только удивляться, как может кровь через такую плотную перегородку переходить из одной половины сердца в другую.
Нельзя не отметить также решительных высказываний Везалия против всевозможных распространённых предрассудков. Так, он категорически отвергает, как нелепое, ходячее мнение, что у мужчин имеется одним ребром меньше, чем у женщин, так как из одного ребра Адама бог создал Еву.
В неразрывной связи с текстом стоят рисунки. Их очень много. Но особенно выделяются мастерством исполнения два десятка крупных изображений, относящихся по преимуществу к костяку и мускулатуре. Все рисунки правдиво изображают как отдельные мельчайшие подробности каждого органа и взаимоотношение его с другими частями, так и общий вид скелета и мускулатуры, а также дают правильное представление о схеме распределения сосудов и нервов в теле человека.
Иллюстрации к «Fabrica», являясь торжеством нового анатомического метода, дают вместе с тем возможность проследить духовную эволюцию самого Везалия. Ещё в таблицах, изданных им в 1538 г., как было отмечено выше, немало пережитков анатомии Галена. Крестец ещё хвостообразно вытянут, грудина состоит из семи отдельных частей, печень — из пяти долей. Ничего подобного нельзя найти в рисунках, появившихся через пять лет. Со старой анатомией—и в рисунках, как и в тексте — порвано раз и навсегда!
В этих иллюстрациях в едином устремлении слились усилия учёного и художника, анатома и живописца. Не впервые заключили между собой плодотворный союз нож анатома и карандаш художника. За полвека до Везалия их уверенно направляла одна и та же рука — рука гениального Леонардо да Винчи. Здесь не место углубляться в оценку анатомического творчества да Винчи, но бесспорно одно: художник в нём господствовал над анатомом. При создании же «Fabrica» анатом властно руководил художником. Во всём художник следовал указаниям учёного. Хотя сам Везалий, повидимому, обладал недюжинными художественными способностями, но рисунки в его книге, во всяком случае главные, принадлежат не ему. Кому, — об этом автор странным образом умалчивает. Однако почти все биографы единодушно называют имя упомянутого выше Ван-Калькара, помогавшего, по собственному признанию Везалия, в изготовлении в 1538 г. его анатомических таблиц.
Говоря об иллюстрациях к «Fabrica», нельзя не подчеркнуть исключительный интерес, который представляет композиция некоторых из них. Она глубоко символична. Конечно, основная задача их — правдиво передать действительность и служить учебным пособием для изучающих анатомию, но вместе с тем рисунки должны создать у изучающего возвышенное настроение от соприкосновения с истиной, глубокой веры в величие человеческого разума. Всё бренно, всё преходяще: и земные усилия и сам человек. Только освящённое разумом приобретает непреходящую ценность; только приобщённое к человеческому духу становится достоянием вечности. Vivitur ingenio, caetera mortis erunt. Вечны лишь творения разума, прочее — удел смерти. Эта надпись на надмогильном памятнике, к которому в глубоком раздумье склонился скелет, раскрывает символику анатомических рисунков в произведении Везалия.
Таково в самых общих чертах гениальное произведение Веэалия «De Humani corporis fabrica». По своей новаторской роли это сочинение может быть вполне приравнено к другому замечательному творению человеческого ума того же времени, революционное значение которого для науки является общеизвестным, а именно, к сочинению Николая Коперника «De revolutionibus orbium coelestium» Одно открывало собой новую эру в учении о строении вселенной — макрокосмоса, крупицей которого является человек; другое — о строении микрокосмоса, самого человека. И — знаменательное совпадение — обе книги увидели свет в один и тот же 1543 год.
* * *
Как же была принята книга Везалия научной мыслью того времени? Догадаться нетрудно. Наряду с сочувственным отношением небольшого круга учёных, книга была встречена большинством из них самыми ожесточёнными нападками. Нет возможности, однако, останавливаться на той борьбе, которая разгорелась вокруг сочинения Везалия. Нет возможности также излагать подробно дальнейшие события в его жизни. Да это и не входило в нашу задачу. Нам необходимо было, без этого нельзя было бы понять происхождения «Fabrica», по возможности полно осветить лишь ту фазу жизни Везалия, которая завершилась бессмертным трудом его.
Год выхода в свет этого труда, 1543-й, а Везалию исполнилось в этом году лишь 28 лет, — кульминационная точка его творчества. Весь богатый запас его душевных сил, всё его блестящее дарование оказалось истраченным при создании этого гениального произведения. Всё, что он создал за последующие 20 лет, не может итти ни в какое сравнение с этим шедевром научной мысли.
Вернувшись после выхода в свет «Fabrica» в Падую, он нашёл там обстановку резко изменившейся. Самые нелепые обвинения посыпались на его голову. Встретить возмущение со стороны рьяных галенистов он был готов, был он готов и вступить с ними в открытую борьбу, с фактами в руках отстаивая свою правоту. Но грязных обвинений в плагиате; но высмеивания собственного ученика — не благодарного Колумба, которому он доверил занятия со студентами в его отсутствие, но отвратительных слухов, которые откуда-то поползли к нему, отравляя его существование, — всего того он встретить не ожидал. И вот, бросив однажды в порыве отчаяния в огонь все свои рукописи, среди которых было много ненапечатанных, он покидает Италию и возвращается в Брюссель, чтобы поступить там на службу придворным врачом к королю Карлу V.
Это было отступление. Правда, это было отступление на заранее облюбованные позиции. Везалий всегда интересовался вопросами практической медицины. Приступая к изучению анатомии, он сначала и рассматривал её как основу своей будущей врачебной деятельности. К роли придворного врача он также был подготовлен. Это было в духе семейных традиций. Но всё же сменить нож исследователя-анатома, сменить кафедру воинствующего преобразователя науки и перо учёного-новатора на службу придворного врача, это было, несомненно, отступление.
Только в отдельных случаях удавалось Везалию использовать врачебную практику для научных наблюдений. Большая часть времени была занята лечением короля, властного и эгоистичного монарха, страдавшего всевозможными болезнями — подагрой, астмой, расстройством пищеварения, — и нежелавшего подчиняться врачебным предписаниям, не желавшего отказываться от каких бы то ни было жизненных наслаждений. В то время Карл V ещё продолжал вести почти непрерывные войны, и немало месяцев уходило у Везалия на бранные походы, на присутствие при мирных переговорах и торжественных съездах. Наряду с королём, в круг пациентов Везалия входили многие знатные особы, которые охотно обращались за помощью к известному лейб-медику. Везалий остепенился, женился на одной из придворных дам, у них родилась дочь. Он обзавёлся в Брюсселе собственным домом. И всё дальше и дальше отодвигались в прошлое годы бурной, насыщенной творческими волнениями молодости. Лишь издали наблюдает он за борьбой, которой он был зачинщиком. Учёный мир разделился на два лагеря. У Везалия появилось немало последователей. Но ожесточённо сопротивляются галенисты. Первое место среди них занимает его бывший учитель Сильвиус. Для него Гален попрежнему непогрешим. Он призывает Везалия, если тот только не хочет, чтобы на его голову был ниспослан гнев его, Сильвиуса, и его учеников, отказаться от его кощунственного произведения. В душе Везалия вспыхивает прежняя страсть. С возмущением отвергает он предложение Сильвиуса. В «Письме о хинном корне», изданном в 1546 г., даёт он парижскому профессору и всем его почитателям галенистам полную негодования отповедь. В ответ на Везалия обрушивается бранный поток, в котором Сильвиус именует его, играя словами, не Везалием, а — vesanus, что значит сумасшедший.
Выступления Сильвиуса, а также сочинения многих других анатомов, как врагов, так и друзей, побуждают Везалия предпринять второе издание «Fabrica». Большая часть этого второго издания была готова уже в 1552 г. Полностью оно вышло в Базеле в 1555 г. Многие неточности первого издания в нём устранены; исправлена нумерация страниц; кое-что, в особенности относящееся к собственной биографии, сокращено; кое-что, наоборот, внесено вновь. С Галеном Везалий порывает ещё более решительно. Так, относительно отверстий в сердечной перегородке, а следовательно и относительно всего учения Галена о кровеносной системе, сомнения Везалия звучат ещё более настойчиво.
И снова — полные житейской суеты будни королевского лекаря. Лишь изредка прерываются они интересными врачебными случаями, патолого-анатомическими наблюдениями и небольшими печатными научными выступлениями.
В 1556 г. в жизни Везалия наступил новый перелом, ещё более отдаливший его от науки. Карл V, уйдя на покой в монастырь Сан Юста, передал корону фанатичному сыну своему Филиппу II. Вскоре новый король переехал из Брюсселя в Испанию. Везалий последовал за ним. Жизнь при дворе стала ещё тягостнее. Новые люди, иные нравы, чуждый язык. Заниматься наукой уже почти совсем не удаётся.
А вдали продолжается борьба. У него появляются талантливые последователи. Среди них ученик его — выдающийся анатом Фаллопий. Его книга глубоко волнует Везалия. Она напоминает ему о его собственных исканиях, о славном научном прошлом. В последний раз берётся Везалий за перо; он пишет отзыв о книге Фаллопия.
Весной 1564 г. Везалий покинул Мадрид. Чем был вызван его отъезд, каковы были намерения, никто в точности не знает. Бесспорно, что Везалий, распрощавшись с женой, направившейся в Брюссель, поехал в Венецию. Там он узнал, к великой своей скорби, о смерти своего ученика Фаллопия. Очень возможно, что Везалий был опять приглашён на освободившуюся после смерти Фаллопия кафедру в Падуе. Однако из Венеции Везалий отбыл в Иерусалим. Зачем? Точно неизвестно.
По одним данным, он должен был совершить паломничество в «святой город», чтобы искупить будто бы совершённое им преступление — вскрытие какого-то испанского гранда, у которого, как оказалось на вскрытии, ещё билось сердце. Более вероятна вторая версия, что путешествие в Иерусалим было единственным предлогом, под которым он мог избавиться от наскучившей ему придворной жизни. Третье предположение, что Везалий вообще не был в Иерусалиме, а совершал с приятелем путешествие на остров Кипр, повидимому, неверно. Везалий всё же был, повидимому, в Иерусалиме. Куда он отправился оттуда? Возможно, действительно в Падую. Но, увы, он достиг лишь греческого острова Занте.
Произошло ли около острова кораблекрушение, или Везалий заболел и был снят с корабля, так или иначе, на этом малонаселённом острове великий основоположник современной анатомии нашёл своё последнее земное пристанище.
Везалия не стало. Смерть похитила его у человечества. Но не во власти смерти было лишить его вечной благодарности потомства.
Vivitur ingeniol Ещё много веков творение его гениального ума будет служить образцом непредубеждённого искания истины, последовательного применения нового научного метода и мужественной борьбы с освящёнными вековыми традициями авторитетами.
Л.Г. ЛЕЙБСОН
Природа №12 1948
Везалий Андрей — О строении человеческого тела. В 7 книгах
М.: АН СССР, 1950, 1954.- 1060 с. (Т.1) + 963 с. (Т.2)
DJVU 18,4 Мб (T.1), 13,9 (T.2)
Качество: отличное
Язык: Русский
Серия: Классики науки
Эпоха Возрождения — период, который дышит прорвавшеюся страстью, период начала свободного художества и свободной исследовательской мысли в новейшей истории человечества. Приобщение к этой страсти всегда останется могучим толчком для теперешней художественной и исследовательской работы. Вот почему художественные и научные произведения этого периода должны быть постоянно перед глазами теперешних поколений и, что касается науки, в доступной для широкого пользования форме, т. е. на родном языке. Этим вполне оправдывается появление на русском языке труда Андрея Везалия под названием: «De Humani Corporis Fabrica» 1543 г. Один уже заголовок звучит бодряще. Он как бы говорит: вот строение, а теперь понимай и изучай дальше деятельность этого грандиозного объекта. Труд Везалия — это первая анатомия человека в новейшей истории человечества, не повторяющая только указания и мнения древних авторитетов, а опирающаяся на работу свободного исследующего ума.
Перевод Трактата Везалия печатается на русском языке впервые. В тексте Трактата Везалия встречаются анатомические описания, из которых ясно, что некоторые его представления не соответствовали современным. В Трактате, написанном в XVI в. (Везалий закончил и напечатал свой труд в 1543 г. в возрасте 28 лет) на латыни гуманистов, трудно понимаемой даже современниками Везалия,встречается много оборотов речи и построений фраз, почти не поддающихся переводу на русский язык.
Анатомы
эпохи
Возрождения
первыми после античных
врачевателей предприняли попытки
изучить строение человека и процессы,
происходящие в нём, и положили начало
научной медицине и анатомии. Они добились
разрешения на проведение вскрытий. Были
созданы анатомические
театры
для проведения публичных вскрытий.
Основоположниками научной анатомии
являются Леонардо
да Винчи,
Андреас
Везалий
и Уильям
Гарвей.
39. Леонардо да Винчи и его анатомические открытия.
Леонардо
да Винчи
(1452—1519),
заинтересовавшись анатомией как
художник,
в дальнейшем увлёкся ею как наукой,
одним из первых стал вскрывать трупы
людей для исследования строения
человеческого тела. Леонардо да Винчи
первым правильно изобразил различные
органы человеческого тела, внёс крупный
вклад в развитие анатомии человека и
животных, а также явился основоположником
пластической анатомии.
40. Андрей Везалий – основоположник научной анатомии.
Андреас
Везалий
(1514—1564)
использовал объективный метод
наблюдения
при описании строения человеческого
тела. Вскрывая трупы, Везалий впервые
систематически изучил строение тела
человека. При этом он разоблачил и
устранил многочисленные ошибки Галена
(более 200). Так начался аналитический
период в анатомии, в течение которого
было сделано множество открытий
описательного
характера. Везалий уделил основное
внимание открытию и описанию новых
анатомических фактов, которые изложил
в обширном и богато иллюстрированном
труде «Dehumanicorporisfabrica»
(«О строении человеческого тела») (1543).
Опубликование книги Везалия вызвало,
с одной стороны, переворот в анатомических
представлениях того времени, а с другой —
сопротивление анатомов, старавшихся
сохранить авторитет Галена.
41. Развитие анатомии в эпоху Возрождения. Паре – выдающийся хирург эпохи.
Амбруа́з
Паре́-
французский хирург, считающийся одним
из отцов современной медицины.Паре был
придворным хирургом при королях Генрихе
II,
Франциске
II,
Карле
IX
и Генрихе
III.
Паре принадлежит ряд инноваций в области
лечения ран, а также изобретение и
усовершенствование хирургических
инструментов и протезов. Ввёл захватывание
кровоточащих сосудов инструментами и
их лигатуру,
создал учение об огнестрельных ранах
и, доказав, что они относятся к группе
ушибленных, а не отравленных ран,
отказался от усугубляющих травму методов
лечения (заливки ран кипящим маслом).
42. Зарождение основ эпидемиологии и науки о профессиональных болезнях в эпоху Возрождения. (Фракасторо, Парацельс)
Сразвитиемпромышленностисталраспространятьсяновыйтиппатологии
— профессиональные
болезни,
связанныеснеблагоприятнымвоздействиемнаорганизмразличныхфизическихихимическихфакторовпромышленногопроизводства.
Начинаяс17в.
исследованиявобластипрофессиональнойпатологииигигиенытрудапринялисистематическийхарактер.
Аристотель
предполагал, что причиной развития
эпидемий является распространение
среди людей живого болезнетворного
агента. Эта гениальная догадка
предопределила весь ход развития
эпидемиологии, базировалась она на
очевидной заразности чумы, оспы и
других.В эпоху Возрождения теорию
подтверди итальянский врач Фракасторо.
Он опубликовал книгу «SiphilidesLibris III», дал
название болезни «сифилис», сформулировал
положение о заразности больного для
других. Поскольку при венерических
заболеваниях проследить контакты с
больным не трудно, в книге были представлены
неопровержимые доказательства в пользу
теории Аристотеля. Надо отметить, что
это была важнейшая веха в понимании
сути эпидемий.
Парацельс
учил, что живые организмы состоят из
тех же ртути, серы, солей и ряда других
веществ, которые образуют все прочие
тела природы; когда человек здоров, эти
вещества находятся в равновесии друг
с другом; болезнь означает преобладание
или, наоборот, недостаток одного из них.
Одним из первых начал применять в лечении
химические средства. Парацельс–
основоположник фармакологии,
ему принадлежит фраза:«Всё —
яд, всё — лекарство; то и другое
определяет доза».
Парацельс
оставил ряд алхимическихсочинений, в том числе, дал название
металлу цинку.
Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #