Ошибка прокурора статья

Д.С. САЗИН, помощник Лискинского межрайонного прокурора

Воронежской области, аспирант Воронежского государственного университета

ПРИЧИНЫ И ТИПЫ ОШИБОК ПРОКУРОРА -ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБВИНИТЕЛЯ В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

Статья раскрывает отдельные аспекты малоисследованной проблемы прокурорских ошибок, допускаемых при предъявлении государственного обвинения. Автор выделяет основные причины ошибок государственного обвинителя. В статье предлагается несколько вариантов классификации ошибок прокурора

— государственного обвинителя.

Ключевые слова: государственный обвинитель, ошибка, судебное разбирательство, классификация ошибок, причины ошибок.

На стадии судебного разбирательства прокурор осуществляет сложную деятельность по поддержанию государственного обвинения. Очевидно, что «содержанием этой деятельности государственного обвинителя является выдвижение и обоснование перед судом требования о привлечении к уголовной ответственности обвиняемого и также создание у судей убеждения в законности, обоснованности и справедливости данного требования»1. В этой связи прокурор наделен значительным числом полномочий, которые активно реализуются им в состязательном процессе при обосновании обвинения, исследовании, проверке и оценке доказательств, заявлении ходатайств и отводов и реализации других полномочий.

На практике при осуществлении данной деятельности прокурор — государственный обвинитель нередко совершает различного рода ошибки, которые могут повлечь в итоге недостижение задач уголовного судопроизводства. К сожалению, как показывает практика, ошибки прокурора — государственного обвинителя часто остаются невыявленными, поскольку лишь определенная их часть находит свое отражение в процессуальных актах. Приходится констатировать и тот факт, что проблема ошибок прокурора — государственного обвинителя относится к числу недостаточно разработанных. Большинство научных работ, посвященных ошибкам в уголовном судопроизводстве, освещают процессуальные или криминалистические ошибки следователей или адвокатов. Основываясь на справедливом утверждении P.C. Белкина относительно того, что отличительным признаком ошибки в уголовном судопроизводстве является специфическая область совершения и проявления ошибки, можно признать необходимость изучения ошибок, допускаемым прокурором при осуществлении деятельности по поддержанию государственного обвинения2.

Под ошибками прокурора — государственного обвинителя следует понимать не образующие состава преступления против правосудия, возникшие вследствие преднамеренных или непреднамеренных действий (бездействия) нарушения или игнорирование государственным обвинителем требований материального и процессуального закона, приказов и указаний Генерального прокурора и прокурора субъекта РФ, а также научно обоснованных рекомендаций по осуществлению тактики поддержания государственного обвинения, повлекшие невозможность достижения назначения уголовного судопроизводства.

Причины ошибок прокурора — государственного обвинителя многообразны и могут быть детерминированы целым рядом факторов как объективного, так и субъектив-_________ ного характера. На практике, как правило, действия прокурора, в том числе и ошибоч-

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ

ные, обусловлены одновременно и объективными, и субъективными факторами, однако в рамках теоретического анализа детерминант ошибок может быть проведено их условное деление. К первым можно отнести сложность, многоэпизодность конкретного уголовного дела. Существует большая степень вероятность допущения ошибки государственным обвинителем именно по групповым, многоэпизодным делам. Многообъектность и многоэпизодность уголовного дела, тяжесть совершенных преступных деяний, трудности квалификации преступного деяния в связи с наличием в Уголовном кодексе значительного числа смежных составов, объем материалов уголовного дела

— это те объективные, не зависящие от личности факторы, которые определяют ошибки прокурора — государственного обвинителя. К ошибкам прокурора при поддержке государственного обвинения может приводить и активное противодействие со стороны защиты, в том числе и с использованием незаконных средств.

Детерминанты субъективного характера связаны с личностью самого государственного обвинителя и определяются уровнем его профессиональной подготовки, наличием опыта поддержания государственного обвинения, личностными качествами прокурора, сформированностью у него психологической готовности к осуществлению данного вида деятельности. Не всегда прокурор в силу имеющихся у него знаний, опыта работы, наличия мотивационной готовности в состоянии выявить ошибки, допущенные на стадии предварительного расследования. Как следствие государственный обвинитель оказывается не в состоянии адекватно оценить сложившуюся ситуацию, составить программу по исправлению допущенных на досудебной стадии ошибок и организовать эффективную тактику поддержания государственного обвинения.

В качестве одного из основных субъективных факторов можно рассматривать правовой нигилизм прокурора — государственного обвинителя, поскольку, как справедливо отмечает С.А. Шейфер, «явление правового нигилизма присуще не только обычным гражданам, но и сотрудникам правоохранительных органов»3. Неумение уяснить смысл правовой нормы и осуществить ее соответствующее толкование, пренебрежительное отношение к такому процессу, переоценка своей роли и значимости в уголовном процессе, изначальная установка на быстрое и скорое судебное разбирательство без приложения значительных усилий закономерно приводят при поддержке государственного обвинения к различного рода ошибкам.

Государственный обвинитель часто не только игнорирует рекомендации тактического характера, но и демонстрирует неумение применить их и творчески переосмыслить. Хотя справедливости ради следует согласиться с высказываемым на страницах печатных изданий мнением, что «и опытный работник не застрахован от ошибки»4.

Очевидно, что деятельность прокурора по поддержке государственного обвинения в уголовном судопроизводстве должна быть в определенной степени алгоритмирована и ориентирована на достижение как ряда промежуточных результатов, так и конечной цели, поскольку «программно-целевой метод позволяет не только определить обстоятельства, подлежащие доказыванию по делам конкретной категории, но и использовать разработанные заранее типовые варианты установления необходимой информации по этим обстоятельствам»5 . Допускаемые в процессе реализации такой деятельности ошибки существенно затрудняют достижение поставленных целей. По мнению автора данных строк, ошибки могут допускаться прокурором — государственным обвинителем как сознательно, так и непреднамеренно, хотя данное положение относится в процессуальной и криминалистической науке к числу спорных. Однако практика подтверждает, что встречаются ситуации, когда прокурор — государственный обвинитель в принципе осознает ошибочность своих действий, но в силу различных факторов не предпринимает никаких шагов по их устранению или предотвращению.

Следует отметить и то обстоятельство, что качество поддержки государственного обвинения во многом зависит от подготовки прокурора к судебному следствию, от своевременно выявленных им ошибок, допущенных на стадии предварительного следствия. Важную тактическую роль в этом играет и часто игнорируемое на практике собеседование со следователем, проводившим предварительное следствие6.

Таким образом, ошибки прокурора — государственного обвинителя могут быть обусловлены целым рядом причинных факторов и будут существенно отличаться друг от друга вследствие разнообразия и многогранности деятельности, связанной с осуществлением уголовного преследования. Это закономерно ставит на повестку дня вопрос о классификации указанных ошибок. К сожалению, в научной литературе этот вопрос не получил достаточного освещения в силу неразработанности самой проблемы ошибок прокурора

— государственного обвинителя. Выделение самих ошибок прокурора — государственного обвини-

теля является следствием классификации, о которой P.C. Белкин верно писал, что «единственным общим основанием классификации ошибок в судопроизводстве является их разделение по субъекту ошибочных действий»7. Данная классификация была обозначена им как классификация первого уровня8. Исследования различных групп ошибок по субъектному критерию закономерно привели к дальнейшей разработке данной проблемы и выделению других критериев для деления ошибок в уголовном судопроизводстве на различные группы. В частности, появилась классификация ошибок по содержательному критерию, которую P.C. Белкин назвал классификацией второго уровня9.

Полагаем, что в основу классификации ошибок прокурора — государственного обвинителя следует положить подходы, предложенные при классификации следственных ошибок.

В зависимости от классификационного критерия можно выделить различные группы ошибок прокурора — государственного обвинителя. Например, в зависимости от времени возникновения ошибок можно выделить первичные и вторичные ошибки. Первичные ошибки возникают вследствие активных действий или бездействия самого прокурора — государственного обвинителя. Вторичные ошибки являются производными, детерминированными ошибками, допущенными на предварительном следствии, и связаны с неуст-ранением государственным обвинителем упущений досудебного производства.

В наиболее общем виде по содержательному критерию ошибки прокурора — государственного обвинителя можно подразделить на три группы: материально-правовые, процессуально-правовые и криминалистические. Однако, поскольку ошибки прокурора — государственного обвинителя в своей основе имеют неправильное применение, нарушение или неприменение норм материального и процессуального права, игнорирование или

неправильное применение тактических рекомендаций, классификация по содержательному критерию может быть уточнена и детализирована. В связи с тем, что доказывание представляет собой своеобразное ядро уголовного процесса, а ошибки, допускаемые при осуществлении данного вида деятельности, на практике распространены, видится целесообразным выделить данный вид ошибок в отдельную группу. Такой подход позволит в зависимости от содержания выделить четыре основные группы ошибок прокурора — государственного обвинителя: 1) ошибки, связанные с применением уголовно-правовых норм; 2) уголовно-процессуальные ошибки; 3) ошибки в доказывании; 4) тактические ошибки. В составе данных групп могут быть выделены отдельные подгруппы ошибок. Например, сами тактические ошибки можно подразделить на ошибки, возникающие при подготовке и планировании поддержания государственного обвинения, ошибки, допускаемые при производстве различных судебных действий следственного характера, ошибки на стадии судебных прений. Определенная типологизация ошибок прокурора — государственного обвинителя может быть проведена и в рамках их деления в зависимости от специфики судебного разбирательства по определенным категориям дел (особый порядок судебного разбирательства, производство в суде с участием присяжных заседателей и другие). Данная классификация, как и всякая другая, не претендует на характер исчерпывающей и может быть как дополнена, так и детализирована.

Подводя итог сказанному выше, отметим, что необходимо перейти от голословной критики деятельности прокурора на стадии судебного разбирательства к детальному исследованию этой деятельности с целью выявления ошибок, допускаемых при поддержке государственного обвинения, и определения эффективных путей преодоления и предотвращения данных ошибок.

Примечания

1 Кудрявцев В.Л. Поддержание государственного обвинения в суде как уголовно-процессуальная категория / Актуальные проблемы совершенствования законодательства, правоприменения и правовых теорий в России и за рубежом: Материалы Второй Международной научно-практической конференции (3 декабря 2009 г.) / Под общ. ред. доктора юридических наук, проф. В.Л. Кудрявцева. — Челябинск: филиал МПГУ, г. Челябинск, ООО «Издательство РЕКПОЛ», 2010. — С. 206.

2 Белкин P.C. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. — М., 2001. — С. 163-194.

3 Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам. — М.: Норма, 2008. — С. 198.

4 Багаутдинов Ф., Васин А. Последствия отказа прокурора от обвинения в суде // Российская юстиция. -2000. — № 3. — С. 40.

5 Руководство для государственных обвинителей: криминалистический аспект деятельности / Под ред.

О.Н. Коршуновой. — СПб., 2003. — С. 171.

УЧЕНЫЕ

ЗАПИСКИ

6 Комаров И.В. Общие положения тактики поддержания государственного обвинения в суде первой инстанции / Воронежские криминалистические чтения: сб. науч. трудов. — Вып. 12 / Под ред. О. Я. Баева; Воронежский государственный университет. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2010. — С. 198.

7 Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. — М., 2001. — С. 171.

8 Там же. С. 175.

9 Там же.

1. Багаутдинов Ф., Васин А. Последствия отказа прокурора от обвинения в суде // Российская юстиция. -2000. — № 3. — С. 40-41.

2. Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. — М.: Инфра-М-Норма, 2001. — 240 с.

3. Комаров И.В. Общие положения тактики поддержания государственного обвинения в суде первой инстанции / Воронежские криминалистические чтения: сб. науч. трудов. — Вып. 12 / Под ред. О. Я. Баева; Воронежский государственный университет. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2010. — С. 193-199.

4. Кудрявцев В.Л. Поддержание государственного обвинения в суде как уголовно-процессуальная категория / Актуальные проблемы совершенствования законодательства, правоприменения и правовых теорий в России и за рубежом: Материалы Второй Международной научно-практической конференции (3 декабря 2009 г.) / Под общ. ред. доктора юридических наук, проф. В.Л. Кудрявцева. — Челябинск: филиал МПГУ, г. Челябинск, ООО «Издательство РЕКПОЛ», 2010. — С. 207—212.

5. Руководство для государственных обвинителей: криминалистический аспект деятельности / Под ред. О.Н. Коршуновой. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. — 688 с.

6. Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам. — М.: Норма, 2008. — 240 с.

CAUSES AND TYPES OF ERRORS THE PUBLIC PROSECUTOR IN THE RUSSIAN CRIMINAL PROCESS

The article reveals some aspects of scantily studied the problem of prosecutorial errors made during the presentation of Public Prosecutions. It marks the main causes of errors of the public prosecutor. The article proposes several ways of classification errors public prosecutor.

Key words: public prosecutor, the error, the trial, the classification error, the causes of errors.

Библиографический список

D.S. SAZIN

Источник

A simple example illustrating the prosecutor’s fallacy. (The hypothesis is the possibility that the defendant is guilty, whereas the evidence found refers to a positive test result, such as a DNA or blood type match.) Although the probability that evidence is found on the real culprit may be quite high (in this case, two-fifths, or 40%), the probability that a certain individual is guilty given that said evidence was found in them is unrelated to the former, and will often be much smaller (in this example, only two-eighths, or 25%).

The prosecutor’s fallacy is a fallacy of statistical reasoning involving a test for an occurrence, such as a DNA match. A positive result in the test may paradoxically be more likely to be an erroneous result than an actual occurrence, even if the test is very accurate. The fallacy is named because it is typically used by a prosecutor to exaggerate the probability of a criminal defendant’s guilt. The fallacy can be used to support other claims as well – including the innocence of a defendant.

For instance, if a perpetrator were known to have the same blood type as a given defendant and 10% of the population to share that blood type, then one version of the prosecutor’s fallacy would be to claim that, on that basis alone, the probability that the defendant is guilty is 90%. However, this conclusion is only close to correct if the defendant was selected as the main suspect based on robust evidence discovered prior to the blood test and unrelated to it (the blood match may then be an «unexpected coincidence»). Otherwise, the reasoning presented is flawed, as it overlooks the high prior probability (that is, prior to the blood test) that he is a random innocent person. Assume, for instance, that 1000 people live in the town where the murder occurred. This means that 100 people live there who have the perpetrator’s blood type; therefore, the true probability that the defendant is guilty – based on the fact that his blood type matches that of the killer – is only 1%, far less than the 90% argued by the prosecutor.

At its heart, therefore, the fallacy involves assuming that the prior probability of a random match is equal to the probability that the defendant is innocent. When using it, a prosecutor questioning an expert witness may ask: «The odds of finding this evidence on an innocent man are so small that the jury can safely disregard the possibility that this defendant is innocent, correct?»^[1] The claim assumes that the probability that evidence is found on an innocent man is the same as the probability that a man is innocent given that evidence was found on him, which is not true. Whilst the former is usually small (approximately 10% in the previous example) due to good forensic evidence procedures, the latter (99% in that example) does not directly relate to it and will often be much higher, since, in fact, it depends on the likely quite high prior odds of the defendant being a random innocent person.

Mathematically, the fallacy results from misunderstanding the concept of a conditional probability, which is defined as the probability that an event A occurs given that event B is known – or assumed – to have occurred, and it is written as . The error is based on assuming that , where A represents the event of finding evidence on the defendant, and B the event that the defendant is innocent. But this equality is not true: in fact, although is usually very small, may still be much higher.

Concept[edit]

The terms «prosecutor’s fallacy» and «defense attorney’s fallacy» were originated by William C. Thompson and Edward Schumann in 1987.^[2]^[3] The fallacy can arise from multiple testing, such as when evidence is compared against a large database. The size of the database elevates the likelihood of finding a match by pure chance alone; i.e., DNA evidence is soundest when a match is found after a single directed comparison because the existence of matches against a large database where the test sample is of poor quality may be less unlikely by mere chance.

The basic fallacy results from misunderstanding conditional probability and neglecting the prior odds of a defendant being guilty before that evidence was introduced. When a prosecutor has collected some evidence (for instance a DNA match) and has an expert testify that the probability of finding this evidence if the accused were innocent is tiny, the fallacy occurs if it is concluded that the probability of the accused being innocent must be comparably tiny. If the DNA match is used to confirm guilt which is otherwise suspected then it is indeed strong evidence. However, if the DNA evidence is the sole evidence against the accused and the accused was picked out of a large database of DNA profiles, the odds of the match being made at random may be increased, and less damaging to the defendant. The odds in this scenario do not relate to the odds of being guilty, they relate to the odds of being picked at random. While the odds of being picked at random may be low for an individual condition implying guilt, i.e. a positive DNA match, the probability of being picked at random for any condition grows to 1 as more conditions are considered, as is the case in multiple testing. It is often the case that both innocence and guilt (i.e., accidental death and murder) are both highly improbable, though naturally one must be true, so the ratio of the likelihood of the «innocent scenario» to the «guilty scenario» is much more informative than the probability of the «guilty scenario» alone.

Examples[edit]

Conditional probability[edit]

In the fallacy of argument from rarity, an explanation for an observed event is said to be unlikely because the prior probability of that explanation is low. Consider this case: a lottery winner is accused of cheating, based on the improbability of winning. At the trial, the prosecutor calculates the (very small) probability of winning the lottery without cheating and argues that this is the chance of innocence. The logical flaw is that the prosecutor has failed to account for the large number of people who play the lottery. While the probability of any singular person winning is quite low, the probability of any person winning the lottery, given the number of people who play it, is very high.

In Berkson’s paradox, conditional probability is mistaken for unconditional probability. This has led to several wrongful convictions of British mothers, accused of murdering two of their children in infancy, where the primary evidence against them was the statistical improbability of two children dying accidentally in the same household (under «Meadow’s law»). Though multiple accidental (SIDS) deaths are rare, so are multiple murders; with only the facts of the deaths as evidence, it is the ratio of these (prior) improbabilities that gives the correct «posterior probability» of murder.^[4]

Multiple testing[edit]

In another scenario, a crime-scene DNA sample is compared against a database of 20,000 men. A match is found, that man is accused and at his trial, it is testified that the probability that two DNA profiles match by chance is only 1 in 10,000. This does not mean the probability that the suspect is innocent is 1 in 10,000. Since 20,000 men were tested, there were 20,000 opportunities to find a match by chance.

Even if none of the men in the database left the crime-scene DNA, a match by chance to an innocent is more likely than not. The chance of getting at least one match among the records is:

${displaystyle 1-left(1-{frac {1}{10000}}right)^{20000}approx 86%,,}$

where, explicitly:

So, this evidence alone is an uncompelling data dredging result. If the culprit were in the database then he and one or more other men would probably be matched; in either case, it would be a fallacy to ignore the number of records searched when weighing the evidence. «Cold hits» like this on DNA databanks are now understood to require careful presentation as trial evidence.

Mathematical analysis[edit]

Contingency table

Evidence Innocence	Has evidence E	No evidence ~E	Total
Is innocent I	P(I\|E)·P(E) = P(E\|I)·P(I)	P(I\|~E)·P(~E) = P(~E\|I)·P(I)	P(I)
Not innocent ~I	P(~I\|E)·P(E) = P(E\|~I)·P(~I)	P(~I\|~E)·P(~E) = P(~E\|~I)·P(~I)	P(~I) = 1 − P(I)
Total	P(E)	P(~E) = 1 − P(E)	1

Finding a person innocent or guilty can be viewed in mathematical terms as a form of binary classification.
If E is the observed evidence, and I stands for «accused is innocent» then consider the conditional probabilities:

With forensic evidence, is tiny. The prosecutor wrongly concludes that is comparatively tiny. (The Lucia de Berk prosecution is accused of exactly this error,^[5] for example.) In fact, and are quite different; Bayes’ theorem states,

${displaystyle P(I|E)=P(E|I)cdot {frac {P(I)}{P(E)}},,}$

where:

This equation shows that a small does not imply a small in case of a large and a small . That is, if the accused is otherwise likely to be innocent and it is unlikely for anyone (guilty or innocent) to exhibit the observed evidence.

Note that

is the probability that the evidence would identify a guilty suspect (not give a false negative). This is usually close to 100%, slightly increasing the inference of innocence over a test with false negatives. That inequality is concisely expressed in terms of odds:

The prosecutor is claiming a negligible chance of innocence, given the evidence, implying or that:

A prosecutor conflating with makes a technical error whenever This may be a harmless error if is still negligible, but it is especially misleading otherwise (mistaking low statistical significance for high confidence).

Legal impact[edit]

Though the prosecutor’s fallacy typically happens by mistake,^[6] in the adversarial system lawyers are usually free to present statistical evidence as best suits their case; retrials are more commonly the result of the prosecutor’s fallacy in expert witness testimony or in the judge’s summation.^[7]

Defense attorney’s fallacy[edit]

Test result Innocence	Match	No match	Total
Guilty	1	0	1
Innocent	10	9 999 990	10 000 000
Total	11	9 999 990	10 000 001

Suppose there is a one-in-a-million chance of a match given that the accused is innocent. The prosecutor says this means there is only a one-in-a-million chance of innocence. But if everyone in a community of 10 million people is tested, one expects 10 matches even if all are innocent. The defense fallacy would be to reason that «10 matches were expected, so the accused is no more likely to be guilty than any of the other matches, thus the evidence suggests a 90% chance that the accused is innocent.» and «As such, this evidence is irrelevant.» The first part of the reasoning would be correct only in the case where there is no further evidence pointing to the defendant. On the second part, Thompson & Schumann wrote that the evidence should still be highly relevant because it «drastically narrows the group of people who are or could have been suspects, while failing to exclude the defendant» (page 171).^[2]^[8]

Another way of saying this would be to point out that the defense attorney’s calculation failed to take into account the prior probability of the defendant’s guilt. If, for example, the police came up with a list of 10 suspects, all of whom had access to the crime scene, then it would be very illogical indeed to suggest that a test that offers a one-in-a-million chance of a match would change the defendant’s prior probability from 1 in 10 (10 percent) to 1 in a million (0.0001 percent). If nine innocent people were to be tested, the likelihood that the test would incorrectly match one (or more) of those people can be calculated as

${displaystyle 1-((1-1/1000000)^{9}),,}$

or approximately 0.0009%. If, however, the other 9 suspects were tested and did not return a match, then the probability of the defendant’s guilt has increased from the prior probability of 10% (1 in 10 suspects) to 99.9991% on the basis of the test. The defendant might argue that «lists of suspects compiled by police fail to include the guilty person in 50% of cases» – if that were true, then the defendant’s guilt would have increased from the prior probability of 5% (50% of 10%) to 49.99955% on the basis of the test – in which case «reasonable doubt» could be claimed to exist despite the positive test result.

Possible examples of fallacious defense arguments[edit]

Authors have cited defense arguments in the O. J. Simpson murder trial as an example of this fallacy regarding the context in which the accused had been brought to court: crime scene blood matched Simpson’s with characteristics shared by 1 in 400 people. The defense argued that a football stadium could be filled with Angelenos matching the sample and that the figure of 1 in 400 was useless.^[9]^[10]

Also at the O. J. Simpson murder trial, the prosecution presented evidence that Simpson had been violent toward his wife, while the defense argued that there was only one woman murdered for every 2500 women who were subjected to spousal abuse, and that any history of Simpson being violent toward his wife was irrelevant to the trial. However, the reasoning behind the defense’s calculation was fallacious. According to author Gerd Gigerenzer, the correct probability requires the context — that Simpson’s wife had not only been subjected to domestic violence, but rather subjected to domestic violence (by Simpson) and killed (by someone) — to be taken into account. Gigerenzer writes «the chances that a batterer actually murdered his partner, given that she has been killed, is about 8 in 9 or approximately 90%».^[11] While most cases of spousal abuse do not end in murder, most cases of murder where there is a history of spousal abuse were committed by the spouse.

The Sally Clark case[edit]

Sally Clark, a British woman, was accused in 1998 of having killed her first child at 11 weeks of age and then her second child at 8 weeks of age. The prosecution had expert witness Sir Roy Meadow, a professor and consultant paediatrician,^[12] testify that the probability of two children in the same family dying from SIDS is about 1 in 73 million. That was much less frequent than the actual rate measured in historical data – Meadow estimated it from single-SIDS death data, and the assumption that the probability of such deaths should be uncorrelated between infants.^[13]

Meadow acknowledged that 1-in-73 million is not an impossibility, but argued that such accidents would happen «once every hundred years» and that, in a country of 15 million 2-child families, it is vastly more likely that the double-deaths are due to Münchausen syndrome by proxy than to such a rare accident. However, there is good reason to suppose that the likelihood of a death from SIDS in a family is significantly greater if a previous child has already died in these circumstances (a genetic predisposition to SIDS is likely to invalidate that assumed statistical independence^[14]) making some families more susceptible to SIDS and the error an outcome of the ecological fallacy.^[15] The likelihood of two SIDS deaths in the same family cannot be soundly estimated by squaring the likelihood of a single such death in all otherwise similar families.^[16]

1-in-73 million greatly underestimated the chance of two successive accidents, but, even if that assessment were accurate, the court seems to have missed the fact that the 1-in-73 million number meant nothing on its own. As an a priori probability, it should have been weighed against the a priori probabilities of the alternatives. Given that two deaths had occurred, one of the following explanations must be true, and all of them are a priori extremely improbable:

Two successive deaths in the same family, both by SIDS
Double homicide (the prosecution’s case)
Other possibilities (including one homicide and one case of SIDS)

It is unclear whether an estimate of the probability for the second possibility was ever proposed during the trial, or whether the comparison of the first two probabilities was understood to be the key estimate to make in the statistical analysis assessing the prosecution’s case against the case for innocence.

Clark was convicted in 1999, resulting in a press release by the Royal Statistical Society which pointed out the mistakes.^[17]

In 2002, Ray Hill (Mathematics professor at Salford) attempted to accurately compare the chances of these two possible explanations; he concluded that successive accidents are between 4.5 and 9 times more likely than are successive murders, so that the a priori odds of Clark’s guilt were between 4.5 to 1 and 9 to 1 against.^[18]

After the court found that the forensic pathologist who had examined both babies had withheld exculpatory evidence, a higher court later quashed Clark’s conviction, on 29 January 2003.^[19]

References[edit]

^ Fenton, Norman; Neil, Martin; Berger, Daniel (June 2016). «Bayes and the Law». Annual Review of Statistics and Its Application. 3 (1): 51–77. Bibcode:2016AnRSA…3…51F. doi:10.1146/annurev-statistics-041715-033428. PMC 4934658. PMID 27398389.
^ ^a ^b Thompson, W.C.; Shumann, E.L. (1987). «Interpretation of Statistical Evidence in Criminal Trials: The Prosecutor’s Fallacy and the Defense Attorney’s Fallacy». Law and Human Behavior. 2 (3): 167. doi:10.1007/BF01044641. JSTOR 1393631. S2CID 147472915.
^ Fountain, John; Gunby, Philip (February 2010). «Ambiguity, the Certainty Illusion, and Gigerenzer’s Natural Frequency Approach to Reasoning with Inverse Probabilities» (PDF). University of Canterbury. p. 6.^{[permanent dead link]}
^ Goldacre, Ben (2006-10-28). «Prosecuting and defending by numbers». The Guardian. Retrieved 2010-05-22. rarity is irrelevant, because double murder is rare too. An entire court process failed to spot the nuance of how the figure should be used. Twice.
^
Meester, R.; Collins, M.; Gill, R.; van Lambalgen, M. (2007-05-05). «On the (ab)use of statistics in the legal case against the nurse Lucia de B». Law, Probability & Risk. 5 (3–4): 233–250. arXiv:math/0607340. doi:10.1093/lpr/mgm003. [page 11] Writing E for the observed event, and H for the hypothesis of chance, Elffers calculated P(E | H) < 0.0342%, while the court seems to have concluded that P(H | E) < 0.0342%
^ Rossmo, D.K. (October 2009). «Failures in Criminal Investigation: Errors of Thinking». The Police Chief. LXXVI (10). Retrieved 2010-05-21. The prosecutor’s fallacy is more insidious because it typically happens by mistake.
^ «DNA Identification in the Criminal Justice System» (PDF). Australian Institute of Criminology. 2002-05-01. Archived from the original (PDF) on 2016-04-09. Retrieved 2010-05-21.
^ N. Scurich (2010). «Interpretative Arguments of Forensic Match Evidence: An Evidentiary Analysis». The Dartmouth Law Journal. 8 (2): 31–47. SSRN 1539107. The idea is that each piece of evidence need not conclusively establish a proposition, but that all the evidence can be used as a mosaic to establish the proposition
^ Robertson, B., & Vignaux, G. A. (1995). Interpreting evidence: Evaluating forensic evidence in the courtroom. Chichester: John Wiley and Sons.
^ Rossmo, D. Kim (2009). Criminal Investigative Failures. CRC Press Taylor & Francis Group.
^ Gigerenzer, G., Reckoning with Risk: Learning to Live with Uncertainty, Penguin, (2003)
^ «Resolution adopted by the Senate (21 October 1998) on the retirement of Professor Sir Roy Meadow». Reporter. No. 428. University of Leeds. 30 November 1998. Archived from the original on 2016-04-16. Retrieved 2015-10-17.
^ The population-wide probability of a SIDS fatality was about 1 in 1,303; Meadow generated his 1-in-73 million estimate from the lesser probability of SIDS death in the Clark household, which had lower risk factors (e.g. non-smoking). In this sub-population he estimated the probability of a single death at 1 in 8,500. See: Joyce, H. (September 2002). «Beyond reasonable doubt» (pdf). plus.maths.org. Retrieved 2010-06-12.. Professor Ray Hill questioned even this first step (1/8,500 vs 1/1,300) in two ways: firstly, on the grounds that it was biased, excluding those factors that increased risk (especially that both children were boys) and (more importantly) because reductions in SIDS risk factors will proportionately reduce murder risk factors, so that the relative frequencies of Münchausen syndrome by proxy and SIDS will remain in the same ratio as in the general population: Hill, Ray (2002). «Cot Death or Murder? – Weighing the Probabilities». it is patently unfair to use the characteristics which basically make her a good, clean-living, mother as factors which count against her. Yes, we can agree that such factors make a natural death less likely – but those same characteristics also make murder less likely.
^ Sweeney, John; Law, Bill (July 15, 2001). «Gene find casts doubt on double ‘cot death’ murders». The Observer. Archived from the original on 2012-07-11.
^ Vincent Scheurer. «Convicted on Statistics?». Retrieved 2010-05-21.
^ Hill, R. (2004). «Multiple sudden infant deaths – coincidence or beyond coincidence?» (PDF). Paediatric and Perinatal Epidemiology. 18 (5): 321. doi:10.1111/j.1365-3016.2004.00560.x. PMID 15367318. Archived from the original (PDF) on 2012-08-30. Retrieved 2010-06-13.
^ «Royal Statistical Society concerned by issues raised in Sally Clark case» (PDF). 23 October 2001. Archived from the original (PDF) on 24 August 2011. Society does not tolerate doctors making serious clinical errors because it is widely understood that such errors could mean the difference between life and death. The case of R v. Sally Clark is one example of a medical expert witness making a serious statistical error, one which may have had a profound effect on the outcome of the case
^ The uncertainty in this range is mainly driven by uncertainty in the likelihood of killing a second child, having killed a first, see: Hill, R. (2004). «Multiple sudden infant deaths – coincidence or beyond coincidence?» (PDF). Paediatric and Perinatal Epidemiology. 18 (5): 322–323. doi:10.1111/j.1365-3016.2004.00560.x. PMID 15367318. Archived from the original (PDF) on 2012-08-30. Retrieved 2010-06-13.
^ «R v Clark. [2003] EWCA Crim 1020 (11 April 2003)». www.bailii.org.

External links[edit]

Discussion of the prosecutor’s fallacy
Forensic mathematics of DNA matching
A British statistician on the fallacy Archived 2011-12-05 at the Wayback Machine

Источник

«Методические рекомендации «Привлечение к административной ответственности за невыполнение законных требований прокурора»
(одобрены Генпрокуратурой России)

Этот документ в некоммерческой версии КонсультантПлюс доступен
по расписанию:

по рабочим дням с 20-00 до 24-00 (время московское)
в выходные и праздничные дни в любое время

Вы можете заказать документ на e-mail

Источник

Адвокат АП Архангельской области, Котласская коллегия адвокатов «Правозащитник»

Прокуратура – один из органов государственной власти, с которым медицинским организациям приходится часто взаимодействовать.

Что же проверяется у медиков в рамках прокурорского надзора?

Во-первых, исполнение законодательства. Прокурор может проверить конкретные действия организации и должностных лиц по реализации требований норм права и воздержание от действий, которые законом признаются недопустимыми (например, проконтролировать реализацию антитеррористических и антикоррупционных мер в клинике). Также предметом надзора могут стать нормативные акты медорганизации – в частности, правила внутреннего распорядка или предоставления платных медицинских услуг.

Во-вторых, прокуратура проверяет соблюдение прав и свобод человека и гражданина в медорганизации: например, не нарушаются ли права пациентов при оказании помощи в рамках ОМС или трудовые права работников данного медучреждения.

Деятельность органов прокуратуры регулируется Федеральным законом от 17 января 1992 г. № 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации». Нормы законов о госконтроле¹ об основаниях для проведения плановых и внеплановых проверок на прокурорские проверки не распространяются.

На примерах из судебной практики рассмотрим нарушения, которые допускает надзорный орган в ходе проверок.

Нарушения, связанные с поводом и основанием для проверки

Поводом к прокурорской проверке, как правило, становится информация, содержащая сведения о нарушении закона проверяемым лицом. Она может содержаться, например, в жалобе пациента на правила поведения в медицинской организации или коллективном заявлении работников медорганизации на нарушение их трудовых прав. Также о нарушении прав пациентов может сообщить в заявлении другая медорганизация. Основанием для проверки могут стать запросы органов государственной власти и местного самоуправления (обращения главы субъекта РФ или муниципального образования).

Информация о нарушении закона или прав граждан может быть самостоятельно обнаружена прокуратурой в интернете – например, на сайте медорганизации. Также прокурор может выявить несоответствие правил предоставления платных медицинских услуг, утвержденных руководителем медорганизации, положениям Правил предоставления медицинскими организациями платных медицинских услуг, утвержденных Постановлением Правительства РФ от 4 октября 2012 г. № 1006.

Внимание должностного лица прокуратуры РФ могут привлечь обсуждения пользователей в сети «Интернет», особенно если они имеют значимый общественный резонанс. Поводом может стать и информация, опубликованная в СМИ.

Нередко в решении о проведении проверки в качестве основания указывается один из приказов Генпрокуратуры РФ, однако суды считают, что это не соответствует требованиям п. 2 ст. 21 Закона о прокуратуре. Например, в решении от 28 августа 2018 г. по делу № 2А-72/2018~М-82/2018 Аяно-Майский районный суд Хабаровского края сделал вывод, что Приказ Генпрокуратуры РФ от 1 апреля 2014 г. № 165 «Об организации прокурорского надзора за исполнением законов об охране окружающей среды и природопользовании» прямого указания о проведении проверки в отношении юридического лица – административного истца не содержит, поэтому не может являться законным основанием для проведения такой проверки.

Зачастую в адрес прокуратуры поступают анонимные обращения о нарушении закона, в которых отсутствуют фамилия обратившегося лица или почтовый адрес, по которому должен быть направлен ответ. Это противоречит ч. 1 ст. 11 Федерального закона от 2 мая 2006 г. № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации», а также абз. 4 п. 2.8 Инструкции о порядке рассмотрения обращений и приема граждан в органах прокуратуры Российской Федерации, утвержденной Приказом Генпрокуратуры от 30 января 2013 г. № 45, и ответ на такое обращение не предоставляется. Например, как указано в решении Ленинского районного суда г. Смоленска от 25 февраля 2019 г. по делу № 2а-994/2019, в обращении был указан недостоверный адрес электронной почты заявителя. Суд квалифицировал обращение как анонимное и признал его ненадлежащим поводом к проверке.

Нарушения, связанные с решением о проведении проверки

Любая проверка проводится на основании решения, которое принимается прокурором или его заместителем и доводится до сведения руководителя или иного уполномоченного представителя проверяемого органа (организации) не позднее даты начала проверки. Типовая форма решения о проведении проверки утверждена Приказом Генпрокуратуры от 17 марта 2017 г. № 172.

Довольно часто возникают ситуации, когда прокуратура проводит проверочные мероприятия – например, направляет в адрес организации требование о предоставлении информации – без вынесения решения либо такое решение выносится после фактического начала проверки. Суды признают такие требования незаконными, поскольку они предъявляются вне рамок предусмотренных процедур, т.е. не в рамках прокурорской проверки (см. решения Оренбургского областного суда от 10 апреля 2019 г. по делу № 12-54/2019, Иркутского районного суда Иркутской области от 12 марта 2019 г. по делу № 12-117/2019 (12-451/2018), Оренбургского областного суда от 26 февраля 2019 г. по делу № 12-23/2019).

Невыполнение обязанности по доведению решения о проверке до сведения руководителя или иного уполномоченного представителя проверяемого органа (организации) суды также признают нарушением (см. постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 17 февраля 2021 г. № 01АП-449/2021 по делу № А43-1590/2020). Также важно, чтобы о проведении проверки было уведомлено надлежащее лицо – руководитель или иной уполномоченный представитель проверяемого органа (организации).

Суды обращают внимание и на то, что уведомление о проверке должно осуществляться в надлежащей форме. Так, в деле № А60-5901/2019 прокуратура указывала на надлежащее уведомление предпринимателя о проведении проверки. Предприниматель был уведомлен по мобильному телефону о проводимой в отношении него проверке и необходимости явиться в прокуратуру для вручения копии решения. В связи с неявкой предпринимателя для получения решения оно было выслано почтой. Суд пришел к выводу, что указанные в рапорте старшего помощника прокурора факты ничем не подтверждены и не могут быть приняты в качестве доказательства соблюдения требований п. 3 ст. 21 Закона о прокуратуре, поскольку обстоятельства надлежащего уведомления предпринимателя о проведении проверки на момент ее проведения не доказаны, а решение о проведении проверки предприниматель получил после ее проведения (решение АС Свердловской области от 24 июня 2019 г. по делу № А60-5901/2019).

Нарушения, связанные с предметом и пределами проверки

Предмет проверки (предопределяющий ее пределы) должен быть указан в решении о проведении проверки (п. 3 ст. 21 Закона о прокуратуре), при этом он должен соответствовать основанию проверки.

Например, суд установил, что в обращении Г. не приведены конкретные факты нарушения должностными лицами медорганизации либо администрации города норм трудового законодательства, законодательства о бухгалтерском учете, о некоммерческих организациях, о противодействии коррупции, налогового, гражданского законодательства, а также законодательства об охране окружающей среды в период с 2015 г. по истекший период 2018 г., что исключало установление целей и предмета проверки (решение Ленинского районного суда г. Смоленска от 25 февраля 2019 г. по делу № 2а-994/2019).

Предмет и пределы проверки не ограничены законом, однако Конституционный Суд РФ установил, что основания и поводы для проверок не могут определяться произвольно, а должны быть связаны с конкретными сведениями о нарушении законов проверяемым лицом, при этом неопределенность в отношении правовой квалификации таких фактов не может быть устранена посредством взаимодействия органов прокуратуры с соответствующим надзирающим госорганом (абз. 3 п. 5.2 мотивировочной части, абз. 2 п. 2 резолютивной части Постановления Конституционного Суда РФ от 17 февраля 2015 г. № 2-П). Если суд установит, что прокурор вышел за предмет проверки, невыполнение этих требований закона повлечет признание решений и действий прокурора незаконными (например, решение Омского районного суда Омской области от 28 мая 2019 г. по делу № 2а-1127/2019).

Нарушения, связанные с полномочиями прокурора

В силу абз. 3 п. 1 ст. 22 Закона о прокуратуре прокурор при осуществлении возложенных на него функций вправе требовать от руководителей и других должностных лиц указанных органов представления необходимых документов, материалов, а также статистических и иных сведений.

В соответствии со ст. 6 Закона о прокуратуре требования прокурора, вытекающие из его полномочий, перечисленных в ст. 9.1, 22, 27, 30, 33 и 39.1 Закона, подлежат безусловному исполнению в установленный срок. Неисполнение указанных требований влечет предусмотренную законом ответственность.

Важно то, что требование прокурора должно быть направлено проверяемому лицу в качестве отдельного документа. Так, в деле № 12-242/2020 суд установил, что в адрес общества было направлено уведомление о проведении проверки; требование в виде отдельного документа не направлялось. Суд посчитал, что основания для привлечения общества к административной ответственности по ст. 17.7 КоАП РФ отсутствуют, поскольку отсутствует событие правонарушения. Ответственность по данной статье наступает за умышленное невыполнение требований прокурора, а не за неисполнение уведомления о проведении проверки, пояснил Верховный Суд Республики Коми в решении от 12 августа 2020 г. по делу № 12-242/2020, 5-281/2020.

Представление прокурора в форме факсимильного сообщения или направленное по электронной почте может быть передано, но наряду с направлением его оригинала средствами почтовой связи. В частности, в решении по делу № 7-9500/2021 от 1 июля 2021 г. Московский городского суд усмотрел нарушения в действиях прокуратуры в связи с тем, что представление об устранении нарушений жилищного законодательства было направлено только электронной почтой и не заверено электронной цифровой подписью. Сведения о направлении прокурором данного представления почтовым отправлением в материалах дела отсутствовали².

Нарушения, связанные со сроками проверки

Срок проведения проверки не должен превышать 30 календарных дней со дня начала проверки. В исключительных случаях, связанных с необходимостью проведения дополнительных проверочных мероприятий в рамках указанной проверки, по решению прокурора или его заместителя срок проверки может быть продлен, но не более чем на 30 календарных дней (п. 4 ст. 21 Закона о прокуратуре). Если решения (действия) прокурора выходят за этот срок, а решение о продлении проверки отсутствует, суд признает это нарушением. Например, прокурор вынес представление спустя восемь дней после окончания проверки. Вместе с тем в материалах дела отсутствуют доказательства продления срока проведения проверки. В результате суд признал итог такой проверки недействительным (постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 17 февраля 2021 г. № 01АП-449/2021 по делу № А43-1590/2020).

В другом деле по результатам проверки прокуратуры в адрес гендиректора организации было внесено представление об устранении выявленных нарушений законодательства. Несмотря на оформление итогового акта по результатам проверки, прокуратура провела дополнительные проверочные мероприятия, что, по мнению суда, противоречило п. 1 и 12 ст. 21 Закона о прокуратуре (см. решение Иркутского районного суда Иркутской области от 12 марта 2019 г. по делу № 12-117/2019 (12-451/2018)).

Нарушения, связанные с мерой реагирования по итогам проверки

Из положений п. 1 и 2 ст. 1, ст. 4, 21 и 22 Закона о прокуратуре во взаимосвязи с нормами его ст. 23–25.1 следует, что проведение прокурорской проверки призвано устранить неопределенность в отношении имеющихся у органов прокуратуры сведений, указывающих на наличие в деятельности некоммерческой организации признаков нарушений законов, и вынести по ее итогам – в случае подтверждения наличия соответствующих нарушений – акт прокурорского реагирования в виде протеста, представления, постановления или предостережения о недопустимости нарушения закона.

При этом п. 16 Приказа Генпрокуратуры России от 7 декабря 2007 г. № 195 «Об организации прокурорского надзора за исполнением законов, соблюдением прав и свобод человека и гражданина» обязывает прокурора формулировать в документах прокурорского реагирования правовую сущность выявленных нарушений законов с указанием на их негативные последствия, причины и условия, которые им способствовали, ставить вопрос об их устранении и ответственности виновных лиц, а также участвовать в рассмотрении внесенных актов прокурорского реагирования. Тем самым предполагается, что результат прокурорской проверки, связанный с выявлением в деятельности организации нарушений законов, подлежит оформлению в виде акта прокурорского реагирования, что согласуется с п. 4 ст. 5 Закона о прокуратуре.

Отсутствие в названном законе прямого указания на необходимость оформления в виде отдельного акта результатов прокурорской проверки, не выявившей нарушений законов, не освобождает прокурора от необходимости принятия по ее итогам соответствующего решения, поскольку без принятия такого решения проверка в формально-юридическом смысле не могла бы считаться завершенной.

Так, постановлением Колпинского районного суда г. С.-Петербурга от 25 апреля 2018 г. по делу № 5-32/2018 суд прекратил производство по делу об административном правонарушении по ч. 2 ст. 7.24 КоАП в отношении общества, поскольку из материалов дела следует, что результаты проверки надлежащим образом не оформлены, доказательства, подтверждающие факт выявленных нарушений, в материалы дела прокуратурой не представлены. При этом из указаний, содержащихся в п. 13 Приказа № 195 следует, что при внесении актов реагирования необходимо оценивать возможные негативные последствия исполнения требований прокурора, имея в виду, что акты реагирования должны быть направлены не на разрушение существующих правоотношений, а на их корректировку и приведение в соответствие с законодательством.

Согласно позиции КС, изложенной в Определении от 24 февраля 2005 г. № 84-О, законодательство предусматривает возможность принятия мер прокурорского реагирования без проведения проверки в исключительных случаях, предусмотренных законом. В ином случае необходимо неукоснительное исполнение требований законодательства в части процедуры проведения проверочных мероприятий в целях соблюдения законных прав и интересов лица, в отношении которого принимаются меры прокурорского реагирования, и недопущения негативных последствий, связанных с применением данных мер.

Суды признают недействительным акт реагирования прокурора, вынесенный без проведения проверки (см. решение АС Пермского края от 10 сентября 2018 г. по делу № А50-18801/2018).

Важно помнить, что представление вносится при установлении факта нарушения закона органами управления и руководителями коммерческих организаций – акт реагирования, вынесенный в отсутствие нарушений закона со стороны организации, признается судом недействительным (решения АС Приморского края от 20 ноября 2019 г. по делу № А51-16436/2019, АС Ростовской области от 11 апреля 2022 г. по делу № А53-10884/2021). Кроме того, акт реагирования по итогам проверки должен быть законным, обоснованным, конкретным и исполнимым. В случае несоответствия данным критериям он может быть признан судом недействительным.

В п. 3 ст. 22 Закона о прокуратуре указано на вынесение представления прокурора в случае установления факта нарушения закона, т.е. нормативного правового акта. В связи с этим интересным, на мой взгляд, является дело, в котором суд признал недействительным представление прокурора, так как в нем указывалось на нарушение требований документа, не являющегося нормативным правовым актом (см. решение АС Ивановской области от 14 августа 2018 г. по делу № А17-3646/2018).

Из анализа судебных решений можно заметить, что суды не признают передаваемую и принимаемую факсимильной связью и по электронной почте информацию документом, имеющим юридическую силу. Досылка оригинала акта реагирования прокурора является обязательной (решение Суда Ямало-Ненецкого автономного округа от 1 июня 2016 г. по делу № 12-101/2016).

Надеюсь, данный анализ нарушений при проведении проверки медорганизации будет полезен адвокатам и юристам при обжаловании незаконных действий и решений надзорного органа.

¹ Федеральные законы от 31 июля 2020 г. № 248-ФЗ «О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации» и от 26 декабря 2008 г. № 294-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля».

² Аналогичные выводы содержатся в постановлениях Мосгорсуда от 29 февраля 2016 г. № 4а-5521/2015 и от 17 июня 2016 г. № 4а-1981/2016; Тверского областного суда от 12 января 2017 г. по делу № 4А-4/2017; Астраханского областного суда от 2 июня 2017 г. по делу № 7-164/2017; Оренбургского областного суда от 10 августа 2018 г. по делу № 4а-472/2018.

Антонов Михаил

Адвокат АП г. Санкт-Петербурга, партнер АБ «Аспектум», профессор кафедры теории и истории права и государства юридического факультета НИУ ВШЭ (С.-Петербург)

Аналогия «вне закона»?

Конституционное право

Что означает утверждение в постановлении КС «принцип верховенства закона не позволяет преодолеть пробел путем аналогии»

01 июня 2023

Источник

В современной России мы можем видеть, высокий уровень распространенности таких видов преступлений, как преступления против собственности, а также их повышенную общественную опасность.

По данным статистики МВД РФ, за 2017- й год в январе — декабре 2017 года зарегистрировано 2058,5 тыс. преступлений, или на 4,7 % меньше, чем за аналогичный период прошлого года. Половину всех зарегистрированных преступлений (52,3 %) составляют хищения чужого имущества, совершенные путём: кражи, грабежа, разбоя. Каждая четвёртая кража (25,1 %), каждый двадцать второй грабёж (4,6 %), и каждое тринадцатое разбойное нападение (7,9 %) были сопряжены с незаконным проникновением в жилище, помещение или иное хранилище. Каждое тридцать третье (3,2 %) зарегистрированное преступление — квартирная кража. В январе — декабре 2017 года их число сократилось на 10,0 % по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Почти половину (44,6 %) раскрытых преступлений прошлых лет составляют кражи (25,9 тыс.) и двенадцатую часть (8,3 %) — мошенничества (4,8 тыс.) [1]. Это свидетельствует о совершенствовании способов совершения преступлений и недостаточности способов их предотвращения, а также привлечении виновных лиц к уголовной ответственности. Можем делать выводы о распространённости таких видов преступлений ввиду большей материальной выгоды таких преступлений для преступника, а также меньшими негативными последствиями, что мы можем заметить из сравнения санкций за совершенные преступления.

Зачастую прокуроры, особенно только начавшие работу в органах прокуратуры, не обладают достаточным уровнем квалификации, необходимым для осуществления своих полномочий надлежащим образом. Они не могут обеспечить современные требования к качеству судебного доказывания, к эффективности деятельности государственного обвинителя по представлению своих доказательств и исследованию доказательств другой стороны на требуемом уровне, они не способны грамотно и лаконично выступить с обвинительной речью, провести опрос лиц, участвующих в процессе, паникуют и затягивают сроки судебного разбирательства, а также усложняют рабочий процесс рассмотрения уголовного дела в суде.

Причину недостаточно высокой эффективности уголовного преследования в суде надо искать в неумении прокуроров использовать различные приемы представления и исследования доказательств, аргументации, не правильном способе подготовки к судопроизводству, недостаточному уровню знаний и практики.

Осознание необходимости повышения эффективности уголовного преследования при неуклонном проведении курса на обеспечение прав и свобод человека и гражданина дает новый импульс к обоснованию того, что прокурор является главой обвинительной власти, его активность должна быть мотором публичного уголовного преследования — и до суда, и в суде.

Уголовное преследование в суде прерогатива только прокурора, выступающего государственным обвинителем — одной из сторон в судебном разбирательстве. Он отвечает за доказывание правомерности и аргументированности обвинения. Если прежде судом осуществлялась функция уголовного преследования и его действия совпадали с прокурором, то сегодня весь груз ответственности лежит на последнем; в действительности он — единственный участник процесса, в обязанности которого входит установление истинных обстоятельств происшедшего.

Ситуация, которая складывается в сфере борьбы с преступностью, формирует дополнительные сложности. Из-за увеличения числа, рассматриваемых судами уголовных дел и количества судей, которые рассматривают уголовные дела, при почти постоянном штате государственных обвинителей, образовалась ситуация, когда прокурору приходится на протяжении дня принимать участие в 3–4 судебных заседаниях, а в год в 200 и более (если учитывать 5–6 процессов, длительностью 2–3 недели и более), это стало типичным. Что, с одной стороны, указывает на экстремальные условия их работы, а с другой — негативно влияет на ее качество.

Как показывает вышеизложенное, государственный обвинитель поставлен в новые условия, для которых характерна особая ответственность за исход дела, интенсивность и напряженность деятельности.

Деятельность прокурора в судебном разбирательстве — многоэтапная и многоэлементная. Повышение продуктивности может быть достигнуто благодаря оптимизации как отдельно взятых составляющих данной деятельности, так и всех ее этапов. К примеру, особое внимание следует уделить этапу, предшествующему судебному разбирательству уголовного дела, являющемуся подготовкой прокурора к участию в судебном разбирательстве. Данный этап является основой для успешной реализации всей дальнейшей деятельности.

Выделим некоторые виды ошибок, совершаемых прокурором в уголовном процессе:

Во-первых, обвинение подозреваемого в своей виновности со ссылкой на недопустимо-полученные доказательства, которые, хоть и являются вещественными, но могут рассматриваться судом таковыми ввиду незаконности их получения. Это правило известно также как «плоды отравленного дерева». Например, Апелляционным определением Московского городского суда от 3 августа 2016 г. по делу N 10–10837/2016 в отношении обвиняемых Б. И. Э., Д. А. М. своим постановлением от 31 мая 2016 года признал недопустимыми и исключил из перечня доказательств заключения эксперта N ***, заключение экспертов проводивших криминалистическую экспертизу и ряд других следственных документов, т. к. ввиду этого обвинительное заключение составлено с нарушением требований УПК РФ, а уголовное дело подлежит возвращению прокурору.

В результате само дело отправлено в Гагаринский районный суд г. Москвы на новое судебное разбирательство в тот же суд в ином составе суда [2]. Мы можем сделать вывод, что проверка всех судебных документов требованиям законодательства играет важную роль в уголовном процессе и прямым образом влияет на его судьбу. Соблюдая все принципы и нормы законодательства, мы обеспечиваем законность правоохранительной деятельности и решения суда, не допуская заключения под стражу невиновных, а также соответствие наказания совершенному правонарушению, тем самым выступая инструментом защиты в уголовном процессе.

Во-вторых, неверная квалификация совершенного преступления. По мнению Сабитова, это вызвано недостаточностью руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда РФ по вопросам квалификации отдельных видов преступлений и толкования их признаков, отсутствие единообразия в научно-практических комментариях, монографиях, учебниках и статьях по вопросам квалификации отдельных преступлений, а также незнание или недостаточное знание правоприменителями отдельных положений науки уголовного дела [3].

Согласимся с тем, что в современном научном обществе существует множество взглядов и подходов к толкованию различных юридических дефиниций. Однако следует признать, что данные материалы направленны на расширение юридических знаний, чтобы правопреминитель сам мог верно квалифицировать содеянное, поэтому не согласимся с тем утверждением, что это является одной из причин неверной квалификации. Но признаем, что это вызвано незнанием положений науки уголовного дела. К ответственной работе государственного обвинителя допускаются люди, не прошедшие надлежащим образом подготовки к участию в прокурорском процессе. В учебных заведениях происходят практические занятия, разъяснение теоретических аспектов деятельности прокурора, но необходимо принимать во внимание, что реальный уголовный процесс хоть и приближен к тому, к чему государственных обвинителей готовили, имеет свои особенности, такие как эмоциональное состояние прокурора при участии в уголовном процессе.

Не согласимся с тем утверждением, что Пленум Верховного суда РФ даёт недостаточные разъяснения. Напротив, он даёт разъяснения на примере таких уголовных разбирательств, которые могут быть типовыми и рассматриваться как образец надлежащего применения уголовного законодательства. происходит же такое разъяснение как выпуском обзоров судебной практики с последующим анализом, так и выпуском постановлений Пленума, где также даётся качественный разбор неправильного применения законодательства и пути недопущения таких ошибок в последующем, а именно надлежащее применение уголовного законодательства.

В-третьих, неверный подход к отношению такого вида доказательств, как «показания подозреваемого», что ведет к низкой правовой оценке его показаний, а значит может повлиять на судьбу дела и, что важнее, на судьбу человека. Так, по мнению Филя вытекает, что поскольку такие доказательства как «Показания подозреваемого» и показания обвиняемого» объединены одним пунктом статьи Уголовно-процессуального кодекса [4, ст.74] (далее-УПК РФ), то и процессуальная роль таких доказательств равна. Однако, это не так, и каждый из видов показаний образует свой совершенно уникальный вид доказательства, а их объединение в один пункт статьи следует считать ошибочным явлением, поскольку это принижает значение и роль каждого из них, и показаний подозреваемого в частности, как самостоятельного вида доказательств, и превращает их в сопутствующий элемент такого вида доказательства, как «показания обвиняемого» [5 с.53]. Таким образом, мы соглашаемся с Филем и отметим, что то же самое можно сказать и про пункт второй вышеуказанной статьи, где показания потерпевшего и свидетеля так же объединены в один пункт и можно говорить о том, что такой вид доказательств, как «показания свидетеля» являются дополнением к другому виду доказательств — к «показаниям потерпевшего». Можно выдвинуть тезис: «данные виды доказательств объединены в одни пункты поскольку в первом случае подозреваемый и обвиняемый выступают со стороны защиты, а во втором случае потерпевший и свидетель со стороны обвинения». Сразу же возразим и отметим, что при внимательном изучении пункта 3 и пункта 3.1. статьи 74 УПК РФ можно увидеть, что такие виды доказательств, как «заключение и показания специалиста» и «заключение и показание эксперта» разъединены разными пунктами не смотря на то, что эти лица относятся к одной стороне, а именно «Иные участники уголовного процесса». Более того, согласно статье 56 УПК РФ, свидетель относится к «иным участникам уголовного судопроизводства», в то время как потерпевший, в соответствии со статьей 42 УПК РФ, относится к «стороне обвинения». Таким образом, мы видим структурное нарушение логики в одной статье и принижение отдельных видов доказательств, в частности показаний потерпевшего.

Поэтому считаем необходимым разработать методические рекомендации по изучению всех материалов уголовного дела на соответствие его УПК РФ, а также внести соответствующие изменения в действующий УПК РФ в статью 74 «Доказательства», с целью выделения важности и самостоятельности каждого из представленных в обозначенной статье видов доказательств.

Таким образом, мы уменьшим количество спорных моментов, возникающих в современной судебной практике, что позволит более оперативно заниматься судебным разбирательством и увеличит эффективность работы судов.

Литература:

Состояние преступности в Российской Федерации за январь — декабрь 2017 года// [Электронный ресурс] https://xn--b1aew.xn--p1ai/reports/item/12167987/
Апелляционное определение Московского городского суда от 3 августа 2016 г. по делу N 10–10837/2016. КонсультантПлюс, 2016г. [Электронный ресурс] http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&ts=342543489022814861080744553&cacheid=AC8201E09B2FCC79B15619234507CD04&mode=splus&base=RAMSMARB&n=1117593&rnd=0.35491824149440365#03518133715309071
Сабитов Р. А. «Ошибки квалификации уголовно-правовых деяний» // Вестник Челябинского государственного университета [Электронный ресурс] https://cyberleninka.ru/article/n/oshibki-v-kvalifikatsii-ugolovno-pravovyh-deyaniy
«Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ред. от 17.04.2017), статья 74, ч.2, п.1. [Электронный ресурс] http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&ts=342543489022814861080744553&cacheid=9418189E703885BA9B2183FF2AA09CCF&mode=splus&base=LAW&n=296538&rnd=0.35491824149440365#04122578044912646
Филь В. С. «Показания обвиняемого в российском уголовном процессе», диссертация на соискание ученной степени кандидата юридических наук

Основные термины (генерируются автоматически): РФ, вид доказательств, судебное разбирательство, уголовный процесс, государственный обвинитель, уголовное преследование, Верховный суд РФ, вид преступлений, неверная квалификация, уголовное законодательство.

Источник

Concept[edit]